Сергей Поляков - Партизанская искра

Сменившийся часовой стал ходить взад и вперед. Хлопцы следили за его маячившей в темноте бесформенной фигурой, то приближающейся, то удаляющейся. Иногда он так близко проходил около колес цистерны, что, казалось, стоило протянуть руку и…

Нужно было спешить. Миша вынул нож, ножны сунул в карман. Рука сжала рукоятку. Сердце так сильно заколотилось, что, казалось, его стук может услышать часовой.

Михаил движением руки дал понять Андрею, чтобы тот оставался на месте, а сам шагнул за рельс и резко выпрямился.

Через мгновение Андрей услышал глухой шлепок и не то вздох, не то оборванный стон, и тяжелое падение тела.

— Давай, начинай, — шепнул Михаил.

Тихо заурчало сверло. Андрей, с ожесточением нажимая снизу грудью на репку коловорота, начал крутить ручку.

— Ну, как? — через несколько минут спросил Миша. Андрей нащупал место под сверлом.

— Подается.

— Устанешь, скажи.

— Ладно, — отмахнулся Андрей.

Снова заурчало сверло. Миша напряженно прислушивался. Сквозь шум дождя он отчетливо различал тяжелое андрюшино дыхание.

— Давай, сменю.

— Рано еще.

Время в ожидании тянулось ужасно медленно. Мише казалось, что они уже давно здесь, что вот-вот нагрянет новая смена поста, и тогда все пропало. Ведь он со свежими силами быстрее может сверлить. Он крепко ухватился за коловорот.

— Давай, а ты иди слушай.

Миша пальцами нащупал ямку в броне и вставил сверло. Всем телом надавливая снизу, он начал сверлить. И, чем сильнее он нажимал, тем больше ему казалось, что нажимает он слабо и что работа подвигается слишком медленно. Он ничего не слышал, кроме шума в собственных ушах. Перед глазами стояла непроглядная пелена. Михаил не слышал, как Андрей уже несколько раз, дергая его за рукав, спрашивал:

— Сменить, что ли?

Вдруг, неожиданно, сверло заело, в лицо брызнула струйка остро пахнущего керосина. А сверло ни взад, ни вперед. Тогда он развернул сверло в обратную сторону и снова крутнул. Рывками Миша сделал несколько поворотов, и сверло по самый изгиб коловорота провалилось вовнутрь цистерны. В лицо ударила, ослепив глаза, сильная вонючая струя. Михаил отскочил в сторону. Мощная струя с шумом била в землю.

— Готово? — спросил Андрей.

— Все в порядке.

— Скорей уходить, — бросил Андрей и, схватив Мишу за руку, потащил его. Несколько сот метров товарищи бежали вдоль линии, потом по косогору спустились вниз. Отсюда до самой Кодымы тянулся лес.

Когда зашли в чащу, Михаил предложил:

— Давай передохнём. Ты знаешь, Андрюша, у меня руки и ноги дрожат, а в глазах такая резь от этого керосина…

— Чего же удивляться? У меня у самого поджилки трясутся.

Разгоряченные, они не обратили внимания, что земля была сыра и сели прямо на мокрую траву. Андрей мочил об траву руки и промывал Мише глаза, пока не прошла резь.

— Ну и ночка выдалась. Фу-у-уу!

— Как ты думаешь, Миша, много за ночь уйдет керосина?

— Должно порядочно уйти. Дыра большая, напор сильный. И до смены еще далеко.

Некоторое время сидели молча. Радостно было сознавать, что дело сделано. Отныне они с полным правом могут называться партизанами.

— Теперь нам надо обдумать, как добраться до дому, — озабоченно сказал Миша, — от нас ведь керосином за версту несет. Нас могут с собаками по следу найти.

— Тогда остается одно — сжечь одежду.

— Идея неплохая, но все на нас мокрое и не загорится.

— Давай-ка топать так, как есть, какие там сейчас собаки.

— Тогда ко мне. Живу я у черта на куличках. Да и дверь открываю сам, зайдем незаметно. Дома хорошенько вымоемся, переоденемся, а там видно будет, — предложил Михаил.

Они пошли по лесу. Дождь шумел в густолиственных вершинах деревьев. А тут, внизу, стучали по листьям и траве одинокие грузные капли.

На опытном участке огороднической фермы ждали всходов семян. Агроном и Соня, не зная ни сна, ни покоя, жили напряженной жизнью. Но волнения и тревоги их были разные. Николенко волновался, опасаясь, что семена не взойдут, и тогда пропали все его планы, а вместе с ними и карьера.

С затаенной тревогой следила за посевами и Соня. Но она боялась, что все посаженное взойдет, и тогда задание подпольного комитета не будет выполнено.

— Почему вы волнуетесь, Андрей Игнатьевич? — спросила Соня агронома, сама с трудом сдерживая волнение. — Ведь семена здоровые, протравка проведена по всем правилам.

— Да кто его знает, — промычал Николенко, — все как-то думаешь…

Он не договорил, но Соня поняла, что у агронома есть какие-то причины для волнения, которые он скрывает от помощницы.

Сама она, ползая по грядкам, с замиранием сердца раскапывала верхний слой земли, отыскивала ростки и думала: «Только бы не взошли»! Она не беспокоилась о том, какая беда постигнет ее в случае провала фермы, на которую оккупанты возлагали большие надежды. Она была уверена, что если тогда, при дезинфекции семян все обошлось гладко и без подозрений со стороны агронома, то теперь нельзя было придраться к чему-нибудь. В агрономии есть множество причин, по которым могут погибнуть семена. Но чтобы установить это, нужны специальные исследования. Даже если причина гибели и будет установлена, то в ответе будет агроном, а не она, всего-навсего его помощница.

Соня шла на поле, едва поспевая за агрономом.

Верхний слой пушистой земли успел уже подсохнуть, но был гол. Они прошли по всему участку вдоль, поперек и наискось, присматриваясь, не показываются ли всходы.

Николенко присаживался на корточки, поковыривал пальцем землю и сокрушенно чмокал языком.

— Не видно.

— Может, рано еще? — замечала Соня, ликуя в душе.

— Нет, пора. Восьмой день сегодня. Погода теплая, и земля достаточно прогрета.

— Я надеюсь, — подтверждала помощница.

— Ага, вот он! А ну-ка, иди сюда! — воскликнул агроном.

У Сони закружилась голова. Она подошла поближе. В маленькой разрытой луночке пробивался из арбузного семечка нежный росток.

Агроном копнул рядом, и там лежало проросшее семечко.

— Всходят мои кубанцы! Ай-да краснодарцы! — громко и весело заорал агроном. — Ты довольна?

— Очень, — пробормотала девушка, боясь потерять самообладание. — А как же, конечно, довольна, Андрей Игнатьевич, ведь тут и моя работа есть.

Соня говорила внешне спокойно, но сама чувствовала, как темнело в глазах, дрожали пальцы рук, ноги подкашивались. Ей хотелось сейчас повалиться на землю и разрыдаться от отчаяния.

— Ой, — тихо простонала она и опустилась на землю.

— Ты что? — спросил агроном.

— Нога подвернулась. Это у меня бывает. В детстве вывихнула, и вот до сих пор…

— Полежи, отойдет, — посоветовал агроном и пошел бродить по участку.

— Ну, кажется, все пропало, ничего не вышло. Теперь уже ничего не поправишь, — горевала Соня. Она сидела, обхватив руками голову, и тихо раскачивалась.