Сергей Поляков - Партизанская искра

— Иди-ка сюда, сынок, — позвал отец. — На вот, выпей и все пройдет, — сказал он, протягивая Сашке полстакана самогону.

— Ты помнишь наш разговор? — спросил отец, когда Сашка немного пришел в себя.

— Помню.

— Крепко запомни. И пойди к хлопцам. Придумай что-нибудь. Скажи, что полиция к ним принюхивается. Мол, опасность угрожает. Словом, войди в доверие.

На другой день, под впечатлением отцовских слов, Сашка явился к Парфентию. Он непринужденно поздоровался и таинственным кивком головы поманил Парфентия в сени.

— Парфень, жандармерии стало известно о вашей организации или отряде, не знаю, как назвать. Я узнал точно. Слышал, что жандармы всех вас собираются арестовать. Я пришел предупредить тебя и хлопцев.

— Меня предупреждать не о чем, — засмеялся Парфентий.

— Я передаю то, что слышал, а там, как хочешь. Мне хлопцев жалко, хотя я и не дружу с вами.

— А тебе никто не мешает дружить.

— Тут дело не в дружбе. Я хочу спасти хлопцев от беды.

— Ты что, пьяный или рехнулся?

— И не пьяный, и не рехнулся, а говорю серьезно.

Парфентий прикусил губу.

— Знаешь что? Уйди… или я.

Брижатый понял, что больше говорить не о чем.

— Кровь у тебя на губе, от злости должно, — бросил он и, повернувшись, ушел.

Настойчивость Брижатого заставила всех членов комитета насторожиться.

После долгих обсуждений Митя Попик предложил:

— Не будем обращать внимания и делать свое дело. А на все приставания Брижатого — отшучиваться.

Получив отпор, Сашка был окончательно поставлен в тупик. Он не только не добился своей цели, но окончательно убедился в том, что ему не верят, несмотря ни на какие ухищрения.

Дома Сашка рассказал о разговоре с Парфентием отцу.

— Ничего не получается, тату, — сморщился он.

— Эти бандиты хитрее тебя, — зло ухмыляясь, заметил отец, — ну, ничего, Сашко, мы другую дипломатию придумаем.

Сам Яков ничего придумать не мог и обратился за советом к Романенко.

Начальник полиции тоже ломал голову. Страсть как хотелось выслужиться перед начальством. Но голова Романенко совсем не была приспособлена к размышлениям. С тех пор как стал полицаем, он только выполнял приказания начальника жандармерии… Поэтому он и здесь решил доложить локотененту Анушку.

Чтобы оградить себя от всяких опасностей на чужой земле, среди враждебно настроенного населения, оккупанты старались привлечь к себе всякого рода предателей, отщепенцев и колеблющихся людей. Анушку с радостью ухватился за Брижатого. Он вызвал Сашку к себе, долго и ласково беседовал с ним и обещал ему помочь втереться в доверие к товарищам.

— Ты пока наблюдай за ними осторожно. Если что заметишь, говори мне, — сказал Анушку, отпуская Сашку домой.

Многие километры исколесил Костюченко по Савранским лесам.

— Где-то в этих местах жена с детишками, — отвечал он на вопросы. — Пошукайте по селам, может найдете. Сейчас многие ищут, — советовали ему.

И никому не приходило в голову, что семья, которую ищет этот слегка угрюмый на вид путник, слишком велика и разрознена и что ему предстоит собрать ее воедино и направить на борьбу с врагами.

Костюченко часто слышал, что где-то появились листовки, призывающие не покоряться захватчикам, в другом месте кто-то вывел из строя молотилку или сеялку, там-то отравлен скот, предназначенный для отправки в Румынию.

«Значит, борьба разгорается, — думал Костюченко, — люди вредят оккупантам, делая вид, что работают на них».

Костюченко попытался устроиться на службу к оккупантам, но не вышло. Румынские власти не всем доверяли, они требовали от поступающих к ним на работу справки с места жительства и о том, что не являешься коммунистом. А кто выдаст подобную справку пришлому нивесть откуда человеку, без всяких связей и поручительства «благонадежных лиц».

Единственно, что оставалось ему, это обосноваться где-нибудь в селе, работать и делать то дело, ради которого послан сюда. Это было гораздо проще. Во-первых, в селах, из-за отсутствия мужчин, нужны были рабочие руки, во-вторых, не было той строгости, как в румынских учреждениях. Оккупанты смотрели-на пришлых, как правило, «бежавших с фронта», сквозь пальцы. Более того, они ставили себе в заслугу, что армейские люди дезертировали с советских фронтов, не желая воевать против них.

Вот так же и «бежавший с фронта» Костюченко обосновался в селе Байбузовке.

Оставаясь незаметным рядовым крестьянином, он присматривался к людям, вел с ними осторожные разговоры и подбирал верных для подпольной борьбы.

Хорошие люди — так назывались в народе все те, кто ненавидел врагов и искал пути К сопротивлению.

Перед парторгом ЦК Костюченко стояла сложная задача-узнать, в каких селах Савранского и соседних районов существовали подпольные группы, установить с ними связь и затем объединить в одну подпольную организацию.

Но в условиях режима, введенного оккупантами, это было трудно делать. Людям запрещалось без особого разрешения отлучаться от дома. Этим правом пользовались только немногие, те, кто состоял на какой-нибудь ответственной работе и пользовался доверием румынских властей.

Костюченко обдумывал, кто из крестьян мог бы помочь ему связаться с таким человеком, который пользовался свободой передвижения по селам и районам.

Старый колхозник Платон Нечитайло работал сторожем на баштане. Костюченко знал, что у старика убит на фронте единственный сын, а хату заняли оккупанты под сельуправу, выбросив его со старухой и невесткой с; двумя малыми ребятишками в комору.

Костюченко не сомневался, что Платон Нечитайло принадлежит к большой семье «хороших людей». Помимо этого, старик Нечитайло был коренной житель Байбузовки, знал эти места и людей. Костюченко решил поговорить со стариком и отправился к нему на бахчу.

— Добрый день, Платон Петрович! — поздоровался он, пожав руку старику.

— День добрый.

— Решил к вам в гости заглянуть.

— Милости просим.

— Угощайте.

— Вот все мое угощение. Выбирайте, что вам нравится.

— Нет, вы лучше меня понимаете. У вас все, наверное, по сортам?

— Это было когда-то. Теперь все как попало, потому не для себя люди работают.

Старик прошелся по бахче и выбрал арбуз.

— Этот, кажется, подходящий.

Арбуз действительно оказался сочным и сладким.

— Хорош, — похвалил Костюченко.

Разговор постепенно зашел о том, что больше всего волновало души, — о порядках, введенных оккупантами, о хороших людях.

— Таких людей много есть всюду. Но я вам скажу, хорошего человека, его не сразу узнаешь. К нему надо приглядеться как следует. Он, хороший человек, осторожный всегда, — резонно говооил дед Платон, всякий раз; подчеркивая слово «хороший». Видно, он так как нужно понимал значение этого слова.