Сергей Поляков - Партизанская искра

Бабушка Федора тоже не спала в эту ночь. Она лежала в кухне и в чуть приоткрытую дверь слышала, как внучка в хате то шепчется с Мишей Клименюком, то вдруг замолчат оба на некоторое время с тем чтобы снова шептаться или спорить о чем-то.

Три раза поднималась бабушка, чтобы заставить этих неугомонных разойтись. Но ничто не помогало. Поднялась в четвертый раз.

— Как вы завтра па работу встанете? — сокрушенно спросила она.

— А ты меня разбудишь, бабуся, — ответила Соня.

Бабушка только вздохнула и ушла к себе.

Уж за полночь, а Миша с Соней бодрствуют. Ну какой тут сон, если такое важное дело поручено — написать полсотни листовок. Скрипят перья, стучат о дно чернильницы.

— Сколько у тебя? — шопотом спрашивает Миша.

Соня считает:

— Двадцать семь.

— А у меня… сейчас скажу… двадцать одна, — смущенно говорит Миша.

— Итого сорок восемь, еще по одной и — конец. Они заканчивают писать и снова шопот:

— Десять в Катеринке, десять в Крымке, пять в Петровке, десять в Каменную Балку Наде, пять в Кумары, десять в Ново-Андреевку Даше Дьяченко.

— Хорошо, — шепчет Соня, и оба на цыпочках, чтобы не потревожить бабушку, выходят из дому.

Осторожно крадутся юноша с девушкой по садам, огородам Катеринки, Петровки, затем Крымки. Чутко прислушиваются к каждому звуку, ловят каждый шорох. А шорохов, как на грех, так много. И под утро усталые, но счастливые, прощаются.

— До завтра.

— Нет уж, до сегодня, — улыбаясь поправляет Миша.

Утром люди прочли на столбах и дверях листовки, написанные чернилами по-печатному:

«Ко всем советским людям Одесщины!

Фашисты распространяют слухи о том, что в савранскпх лесах появились бандитские шайки, которые грабят местное население. Не верьте, это ложь!

Фашисты называют грабителями людей, которые не хотят им покориться и борются против них

Они хотят вас заставить предавать партизан. Но они знают, что люди, которые борются там, в Саврани, за Родину, — не бандиты, а ваши сыновья, отцы, братья.

Подлые захватчики пришли к нам и хотят отнять все, а нас сделать батраками.

Но этого не будет. Скоро настанет конец фашистскому панству на Украине.

Помогайте партизанам! Смерть изменникам! Смерть фашистам!

Жители Крымки и окрестных сел еще не видели такого переполоха, такого смятения в крымской жандармерии. С самого раннего утра вся полиция была поставлена на ноги. Главное — к полудню выяснилось, что такие же листовки были расклеены в Катеринке, Петровке, Каменной Балке, Кумарах, Ново-Андреевке.

Чуть свет локотенент Анушку ускакал в Первомайск и вернулся оттуда с отрядом жандармов.

Бегали, рыскали по селу жандармы, но напасть на след не удавалось. Толпою ходили они по хатам в сопровождении местных полицейских, спрашивали жителей, — не видели ли накануне вечером или ночью чужих людей на селе. Жандармы и полицаи не на шутку перетрусили, они суетились, но принимать какие-либо жесткие меры побаивались. Ведь получалось, что где-то рядом действуют партизаны, и кто знает, в какую минуту и из-за какого угла стережет их зоркий глаз мстителя.

Семен Романенко, почти ни с кем на селе не здоровавшийся, сегодня почтительно раскланивался крымчанами.

Хлопцы смеялись, видя такое «уважение» к себе со стороны начальника полиции, и говорили:

— Из «бульдога» культура аж прет.

— Прижали хвосты полицаи.

— За шкуру свою трясутся.

— Как не трястись, расплачиваться придется.

Целый день жандармы ходили по хатам, кричали, обвиняли жителей в укрывательстве партизан, угрожали расправой.

Под вечер в хату Гречаных вошел локотенент Анушку в сопровождении Семена Романенко и четырех жандармов.

— Доброго здоровьичка! Гостей вам привел, — проскрипел Романенко.

— Милости просим, — тихо отозвалась Лукия Кондратьевна.

Карп Данилович сидел на лавке у стола и курил, искоса поглядывая па вошедших.

Начальник жандармерии прошел на середину хаты и остановился. В хате стало тихо.

Локотенент Анушку не спеша обвел взглядом стены, смерил с ног до головы хозяина, хозяйку и, наконец, вонзил свой взгляд в угол, где Парфентий с Мишей Клименюком играли в шашки.

Офицер подошел к ним, некоторое время наблюдал за игрой, затем спросил:

— Ты Парфентий Гречаный?

— Парфентий Гречаный.

— Ах, это тот, что не хотел тогда пилить рощу? — спросил офицер у начальника полиции.

— Он самый, — поддакнул Романенко.

— Теперь помню. Это тебя тогда немножко? — весело протянул он, жестом показывая, как секут.

— Да, меня.

— А это кто?

— Это мой товарищ Миша Клименюк из Катеринки.

— Друг?

— Да, друг.

— Так, так.

Офицер, видимо, нарочно медлил. В хате стояла настороженная тишина.

— Скажи мне, Гречаный, — произнес офицер, — к тебе часто ходят твои товарищи.

— Ходят.

— Зачем?

— Я не понимаю вопроса.

— Понимаешь, но притворяешься. Я спрашиваю, зачем к тебе ходят товарищи и что вы делаете, когда собираетесь вместе?

Парфентий пожал плечами и, обдумывая ответ, стал складывать шашки на доске в стопку.

— Встань! С тобой разговаривает румынский офицер!

Парфентнй привстал.

— Ну?

— Ко мне приходят мои школьные товарищи, — сказал он, глядя мимо офицера в окно.

— Так…

— Мы поем, танцуем, играем в карты, шашки, шахматы…

— Даже в шахматы? — удивился Анушку. Все думали, что он засмеется, но офицер остался серьезным. Он вскинул вверх брови и обратился к Романенко.

— Семен, у вас деревенские ребятишки играют в шахматы?

Семен не знал, как ответить, чтобы угодить начальнику и, помявшись, осклабился.

— Врут они, господин локотенент, какие тут на селе шахматы!

— Зачем врешь?

— Не я, а он соврал, — кивнул Парфентий в сторону смутившегося начальника полиции.

— Значит, играете?

— Ну, конечно!

— А мы сейчас проверим.

— Пожалуйста.

— У тебя фигуры есть?

— Имеются.

— Давай сюда, будешь со мной играть. Но, смотри, если обманешь.

Парфентий расставлял фигуры.

Тем временем Анушку что-то пошептал жандармам и те вышли во двор.

— Выбирайте, — протянул Парфентий зажатые в кулаках две пешки.

Офицер сделал ход. Парфентий ответил.

— Начинай, — сухо бросил он.

Парфентий сделал первый ход и почувствовал смутное волнение. Он все же не мог понять, что крылось за этим визитом жандармского офицера и шахматным матчем, неизвестно почему возникшим. Неужели только потому, что локотененту Анушку пришла в голову фантазия проверить, не врет ли он? Может, офицер хочет в игре испытать его характер? Ну, что ж, пусть попробует!

Офицер сделал ход. Парфентий ответил.

Так, ход за ходом, игра увлекала Парфентия. Он оживлялся все более и более, развивая фигуры на доске.