Семён Самсонов - По ту сторону

Они легко поверили в самоубийство Кости. Видно, нередко, доведённые до отчаяния, невольники кончали самоубийством.

Шура успокоилась, но Люся не особенно верила в то, что гестаповцы больше их не потревожат. Она хорошо помнила историю с Аней и с замиранием сердца говорила:

— Эта ведьма будет драть с нас теперь три шкуры от злости. Помните, как она после смерти Ани гоняла нас? А теперь последние жилы вытянет.

Павлов тихо стонал. Он был в жару и надолго терял сознание. А, приходя в себя, из-за острой боли не мог пошевелиться, чтобы взять оставленную Вовой пищу, спрятанную в этой же скирде.

Глубокой ночью, побывав в лесу, Вова возвратился в усадьбу расстроенный. Он мучительно думал над тем, как бы поскорее помочь Павлову. Жора ещё не спал.

В последнее время у него на теле стали появляться фурункулы. Сначала это были небольшие нарывы, и Жора не испытывал особенных мучений, но вот два дня тому назад на животе вскочил большой фурункул. Жора с трудом двигался, но работать должен был по-прежнему. К ночи у него так разболелись нарывы, что он ни на минуту не сомкнул глаз.

Друзья вместе думали, где достать лекарства для Павлова, и решили с утра поговорить с девочками. Но утром Вова неожиданно получил от Эльзы Карловны распоряжение собираться в город, где ему предстояло пробыть вместе с ней целую неделю.

«Кто теперь поможет Павлову? — беспокоился Вова. — Если и удастся достать лекарства, кто их отнесёт? Ни Шура, ни Люся не знают, где скрывается Павлов, а Жорка болен».

Он разыскал Люсю в саду и рассказал ей, в каком состоянии находится Павлов.

— Только стрептоцид и марганец могут спасти его от смерти, — озабоченно говорил Вова.

— Ладно, Вова. Я, может быть, найду что-нибудь у Эльзы Карловны.

— А кто понесёт?

— Я! — ответила Люся, пытливо глядя на Вову и робко добавила: — Ты расскажи, нарисуй мне план, как найти то место.

— Ночью всё равно тебе не найти, — вздохнул Вова.

— Найду! — решительно заявила Люся.

Они присели за кустом шиповника. Вова достал из кармана маленький листик бумаги и огрызок карандаша. Молча он вывел три квадратика, означавшие усадьбу Эльзы Карловны. Затем повел волнистую линию на север, вверх листа, и под резким углом повернул её на северо-запад. Потом начал, как бы пересекая линию, рисовать деревья. Люся смотрела на всю эту несложную, но малопонятную схему и старалась уяснить её себе.

Нарисовав план со множеством знаков, квадратиков, точек, кружков и каких-то загадочных каракулей, Вова стал тихо объяснять:

— Понимаешь, Люся, ты иди до леса прямо по дороге, никуда не сворачивая. Вот эта линия — дорога. Потом сверни налево, опять по дорожке вот сюда… Она идёт в лес. Понимаешь?

— Понимаю.

— Потом дорога исчезнет. А вот здесь попадётся тебе большое поле жнивья. Его, если ночь лунная, хорошо видно.

— Так.

— Ну, а там и скирды соломы видны — иди к ним. В средней, что побольше других, находится товарищ Павлов.

Люся молчала. Всё было просто и вместе с тем сложно. Вова тоже замолчал. Он думал, как бы получше объяснить, а Люся думала о том, как бы ей ночью не сбиться с дороги в незнакомом месте. Наконец Вова поднял глаза, и взгляды их встретились. Только сейчас оба почувствовали, как всё-таки хорошо в этом богатом саду: лопались почки деревьев, наполняя воздух пьянящим ароматом, цвела первая сирень, и так хорошо и приятно щебетали птицы, не зная тех забот и тревог, которые испытывали Люся и Вова.

Люся протянула руку к листу бумаги. Её плечо коснулось подбородка Вовы. Он вздрогнул. Люся взяла листок и, краснея неизвестно отчего, принялась рассматривать непонятные каракули. Она ничего не понимала в эту минуту, а Вова смотрел на неё с нежностью и думал: «Какая она хорошая, Люся!» И обоим как-то сразу теплее стало на сердце.

Вова уехал. Шура с утра принялась разыскивать марганец, стрептоцид и бинты. Она обшарила в доме много ящиков и коробок, но безуспешно. На другой день она случайно наткнулась на аптечку и взяла понемногу всего, что попалось под руку, думая, что всё это надо отнести товарищу Павлову, а он уж сам разберётся. Едва Шура успела спрятать медикаменты, как в комнату вошёл Лунатик и не выходил уже до конца уборки.

Ночью Люся отправилась к Павлову, но, измучившись, вернулась обратно ни с чем. Она не нашла скирды с соломой, которую так ясно изобразил Вова на бумаге.

— Ничего не поделаешь, надо идти к Жорке, — решили девочки.

Уже светало, и Люся смело вошла в голубятню, зная, что в это время Лунатик переставал бродить по двору.

— Вот это да! И как же ты не могла найти! — удивился Жора.

— Не нашла, да и только! — виновато и с обидой ответила она.

— Пойдём со мной.

— А ты дойдёшь?

— Дойду. Раз надо — значит доберусь, хоть ползком.

На следующую ночь они пошли вдвоём. Шли долго, Жора часто отдыхал, потому что боль сковывала его движения. Когда забрались в скирду, Жора засветил фонарь, предусмотрительно взятый из коровника. Павлов тяжело стонал и метался в бреду. Люся не сводила взгляда с его худого, пышущего жаром лица. Глаза были закрыты, губы потрескались. Руки беспомощно шарили по соломе.

— Пить, пить… — шептал Павлов, не открывая глаз.

Жора нашёл флягу. Она оказалась полной.

— Вот это да! Значит, он все дни не пил.

Подняв голову Павлова, Жора наклонил флягу. Больной не открывал рта. Вода лилась на подбородок, на голую вспотевшую грудь, запорошенную мелкой соломой.

— Молока лучше дать, — сказала дрожащим голосом Люся.

— Как дать? Он, видишь, не открывает рта.

— А ты намочи ему голову, — сказала Люся и поднесла к носу больного пузырёк с нашатырным спиртом, который Шура посоветовала ей взять с собой.

Жора смочил Павлову лоб и волосы. Через несколько минут Павлов чуть приоткрыл красные веки и тихо произнёс:

— Вова… сынок…

— Это мы с Люсей! — торопливо отозвался Жора. После того как Павлов выпил немного молока, ему удалось с помощью Жоры и Люси привстать.

— О, да вас двое!

Люся быстро делала перевязку, Жора светил фонарём.

— Мы, товарищ Павлов, не могли раньше, — виновато объяснял Жора, — я болел, Вова уехал, а Люся и Шура дороги не знали. Вы уж нас простите.

— Ничего. Вы молодцы, — тихо ответил Павлов.

— Вам не больно? — спрашивала Люся тревожно.

— Ничуть, — морщась от боли, отвечал Павлов.

Закончив перевязку, Люся подняла глаза на Павлова. Он сидел спокойно, тяжело дыша и слабо улыбаясь.

— Только советские ребята способны на такое, — сказал он. — Вот я смотрю сейчас и думаю: сколько растёт нам на смену настоящих, верных Родине, партии, людей!.. Эх, родные вы мои, да если бы вы знали, какие вы сильные, отважные! Вот почему нас не победит никакой враг!..