Андрей Ефремов - Кавказ в воде

— Угу… — наконец прожевал, — очень пгиятно…

Полковник Семёнов сидит, молчит, улыбается. Султан Баирович взял слово:

— Вахид, можно тебя так называть? А то пока выговоришь… — и выговаривает довольно солидную фразу: — я из оперативного отдела по борьбе с бандитизмом и экстремизмом МВД Чеченской Республики.

— Лейтенант Сыллагов, товагищ полковник… — наконец до Владика начал доходить до сих пор непонятный и мутный смысл всего происходящего, — …конечно, можно… — в мозгу опытного мента выстроилась довольно дурно пахнущая цепочка: ингуши-Вахид-Торговкин-командир-УБОП, вспомнились фразы Торговкина: «…голову отрежут, оружие заберут…..вызывает, срочно, прямо сейчас!..»

Семёнов, взяв банку и сосредоточившись, пытается с помощью страшного, с пилообразным обушком, ножа, вытащить оттуда огурчик:

— Н-наубля!.. — наконец, разрезав продукт прямо в банке и вытащив на кончике ножа половинку, смачно захрустел, сморщился, — ядрёные, наубля.

Перед глазами Владислава в цвете встала жуткая картина (господи Иисусе!): одиноко стоящая БМП у дороги, обезображенные тела обезглавленных ребят, которые ещё сегодня утром, ещё живые, сменили его группу… А во всём он виноват — Владислав Сылларов: своим недостойным поведением преподал всему отряду отрицательный пример, усыпил бдительность товарищей, друзей; доверился оборотням в погонах: ингушам. Подпустил их близко, вступил с ними в товарищеские, чуть ли не в дружеские отношения. Потерял бдительность. А ведь Торговкин, хоть и сволочь ещё та, предупреждал. Стала понятна и психологическая подготовка: Птицевскому оперативного опыта не занимать — крайнего обязательно найдёт. А крайний — это он — Владислав, и Торговкин с радостью это подтвердит. Уже и конвой местный прибыл (Господи Иисусе, почему не наши!?)… Вон и Семёнов, военный, сидит весь зловещий — эвона как его перекосило то.

— Наубля, — полковник уже хрустит второй половинкой, — уксуса многовато, что ли…

Но мысли — это не слова, для того чтобы в голове прокрутиться, мыслям много времени не нужно — всё это крутанулось в мозгу у Владика буквально в какие-то тысячные доли секунды. Влад отложил вилку и, собрав всю свою волю в кулак спросил, как отрезал:

— А в чём собственно дело то, товагищ полковник? — (Время тянуть надо: ничего не знаю, ничего не ведаю! Думай, думай, Владик!)

Вопрос, вернее стальной тон вопроса, чеченцу явно понравился, продолжил:

— В наш СОБР водитель нужен — разнарядка пришла: с вашего отряда человека взять, — наконец прояснил обстановку Султан, — а ты в самый раз нам подходишь — за ногайца сойдёшь.

— Один из лучших и подготовленных, — вставил майор свою популярную фразу, — отличный водитель, оперативник, человек серьёзный: женат, дети есть, — секунду подумав, добавил, — пулевое ранение в шею — это в прошлом году в Гудермесе…

— Ага, дети есть, — машинально произнес и Владик, потому как мысли о своих детях тоже успели посетить его впечатлительную голову.

Птицевский замешательство лейтенанта понял по своему:

— Владик, ты сегодня спал?

— Нет ещё, Павел Адольфович, дрова пилили.

— А-а, ну иди тогда, собирайся, скоро выезжаете.

А что командир группировки полковник Семёнов? А ничего: сидит, молчит, слегка улыбается гостеприимно.

Так Владислав Сылларов стал бойцом чеченского УБОПа — невероятно, но факт. Конечно, он мог бы и отказаться от столь «заманчивого» предложения командования, и никто бы его за это не осудил. Но, во-первых: был не в состоянии сходу уразуметь смысл приказа, и, во-вторых: времени для раздумий не было.

Уже гораздо позже Владислав признался: было жутковато, но даже если бы и дали время для осмысления этого приказа, он бы не стал отказываться: стыдно же.

Майор Птицевский. По министерству ходили слухи, будто бывал он и в Нагорном Карабахе. Но сам про это никогда не рассказывал. Майор вообще никогда и ничего о себе не рассказывал. Придётся самому.

Дело было в середине мая на административной границе Чечни с Дагестаном, на сиротливом блокпосту за номером 47Д. Почему сиротливый? Огромная удалённость от штаба Мобильного Отряда, блокпост жил посреди голой степи своей, автономной жизнью. Высокие чины если и приезжали с проверками, то раз в месяц — это хорошо.

Примерно с неделю-две всё было спокойно, личный состав страдал только от жары, комаров, и нудного перекапывания окопов. Но однажды случилась, как это обычно бывает, внезапная перестрелка. Отряд понёс тяжёлые потери: один боец ранен и один погиб. Во время заварушки шальной пулей также был тяжело ранен и гражданский — молодой мужчина, дагестанец, работавший на близлежащей бахче. С этого момента и началась неприятная для всего отряда эпопея, продлившаяся до самого отъезда.

Итак, очередная война стихла, страсти улеглись. На пойманном на шлагбауме уазике раненых бойца и дагестанца отправили в Кизлярский госпиталь, тело погибшего на отрядной машине — в городской морг. С опергруппой прибыл зам по границе подполковник милиции Хасмагомедов Мухтар Эльдарович — серьёзный и довольно крепкий мужчина лет за пятьдесят. Пообнимавшись с майором члены группы приступили к осмотру места и расследованию.

— Как там Асхаб? — поинтересовался здоровьем бахчевода майор.

— Тяжёлый, — коротко, но ёмко ответил подполковник, — лёгкое пробито. Сейчас группа будет выяснять, с чьей стороны этот выстрел был.

— Пойдём, Эльдарыч, чайку пока попьём, — предложил Птицевский.

— Не откажусь, Паша.

Шло время, подполковник с майором режутся в нарды, выпита, наверное, уже десятая чашка чаю. В отряде — особая, непривычная, тревожная тишина.

Опергруппа закончила свою работу ближе к вечеру. Резюме: выстрел в дагестанца был произведён со стороны блокпоста.

Сразу же после отъезда местных милиционеров, командир поделил отряд на две смены: бодрствующая и отдыхающая. Нет, не из-за боязни нападения банд: из опасения мести со стороны родственников раненого дагестанца.

Стемнело. В степи раздался протяжный душераздирающий вой. «Шакалы», — поначалу подумали находящиеся в окопах и секретах бойцы. Вой повторился, но теперь он стал перемежаться какими-то возгласами и криками — это рыдала женщина! Такие вопли пробирают даже самые мужественные сердца — жуть!

На степных бахчах имеются своеобразные сооружения, представляющие собой что-то среднее между сараем и шалашом. Размером у основания примерно полтора на два метра, и высотой чуть выше двух метров, стены обшиты камышом. Примерно в метре от земли — настил для сна. Вот из такого шалаша, судя по всему, всю ночь и раздавались женские вопли и рыдания.

Рано утром командир выехал в Кизляр. Вернулся к обеду.