Сергей Богатко - Особая группа НКВД

Ульяновский уловил его настроение и стал объяснять, что разведчики и диверсионные группы, которые на парашютах сбрасывались в глубокий тыл врага, наносят врагу еще больший урон, чем эскадрильи бомбардировщиков. Недаром за каждый уничтоженный «партизанский» У-2 немецкое командование своим летчикам выплачивало приз в две тысячи марок — вдвое больше, чем за сбитый истребитель. Румянцев вскоре сам почувствовал правоту этих слов, хотя бы по той нервозности, которую проявляли гитлеровцы, когда в глубине их территории, вдали от объектов бомбометания они вдруг обнаруживали одинокий самолет-призрак. По характеру его маршрута и по профилю полета можно было догадаться, что везет он лиц, крайне неприятных для рейха. И фашисты предпринимали все меры, чтобы сбить самолет или хотя бы выяснить точку сброса парашютистов.

— Старайтесь неслышно идти, — предупреждал генерал. — Как, бывало, у нас на Байкале пели: «Близ городов озирался зорко…» Вот так: зорко и тихо…

И вдруг Ульяновский грохнул кулаком по столу:

— Над своей землей в теми ночной, как тати, бродим. Проклятье!..

В такие рейсы не давали истребителей воздушного прикрытия и штурмовиков для «проталкивания» через линию фронта. Нельзя было привлекать внимания к операции. Фронт обычно проскакивали на бреющем. Наши зенитчики предупреждались заранее, они научились распознавать по силуэту «Милашку» — Б-25 «Митчелл», а немцы не успевали прореагировать и даже толком разглядеть тип машины, поскольку самолет неслышно шел «с горки», а над их позициями возникал внезапно — уже на полном газу. Труднее было на обратном пути, особенно летом, поскольку для возвращения не хватало темного времени.

Когда фашисты обнаруживали такой самолет, они поднимали в воздух звенья и целые эскадрильи ночных истребителей, организуя настоящую охоту за «Милашкой». Перехватчиков порой было даже слишком много, так что они, случалось, в темноте открывали друг по другу беспорядочную пальбу трассирующими очередями, и им приходилось зажигать навигационные огни для взаимного опознания.

А пока они разбирались, «Милашка» уходила, прижавшись к земле.

Стрелкам строго-настрого было приказано только следить за противником, не демаскировать себя и открывать огонь лишь в случае явной опасности. Ведь в глубоком тылу, в темноте противник нередко принимал одиночную машину за свою. Даже сбитый вражеский самолет не оправдал бы невыполнения задания. Особенно командир опасался за старшину Медведева. Старшина воевал с 41-го, артистически владел как рациями, так и пулеметами всех систем, но был порой чересчур азартен и вполне мог соблазниться — дать очередь по зазевавшемуся в потемках истребителю. Зная горячность старшины, Кудряшов перед каждым вылетом повторял экипажу: «Наша задача — не сбивать, а уклоняться…» И выразительно смотрел на Медведева.

Появившиеся к этому времени в Германии радиолокационные станции прибавили забот. Их научились обманывать, сбрасывая ленты станиоля. Было известно также, что по маршруту следования подозрительного самолета гитлеровцы порой устраивали прочесывания местности. Летчикам приходилось заботиться не только о себе, но и о том, чтобы запутать преследователей, «потерять» пассажиров как можно незаметнее, и самое главное, — в точно назначенном месте. Ведь начиная именно с этой точки у разведчика была подготовлена легенда, запасены документы, объясняющие его здесь появление. Саденов, наливавший какао из термоса одному такому пассажиру, с удивлением увидел у него в руках свежую румынскую газету. Он покачал головой, а пассажир еще и похвастал, что у него, кроме того, в кармане билет на автобус.

Иногда Кудряшов с Румянцевым с грустью вспоминали, как они разыскивали геологов на трассе БАМа по сизым шлейфам костров-дымокуров. То была открытая дневная работа, а теперь они прокладывали маршруты ночью, к потаенным огням, по едва заметным ориентирам.

Суровые правила конспирации не позволяли пассажирам откровенничать. О чем-то пилоты догадывались и сами, но эти догадки держали при себе. С удивлением Саденов обнаружил, что у одного бородача десантный комбинезон надет прямо на поповскую рясу. Работали молча. А видно было по глазам, как порой, хотелось этим людям поговорить по-человечески о жизни, о доме, о семье. Ведь это были их последние часы, проведенные среди своих. Они уходили в неизвестность, быть может, на смерть, на муки.

Отправкой пассажиров руководил крепкий контрразведчик в штатском — черном пальто с высокими плечами и диковинной по военным временам шляпе, некто Смирнов, как потом выяснилось, майор. Он занимал биллиардную комнату, спал там на диване. Лицо его было смуглым, губы большие, как у негра. Летчиков он предупредил: «Учтите, у нас пассажиры бывают разные. Иные и на наших, и на ваших работают. Так что, хлопцы, держите ушки на макушке. А то в последний момент гранату вам подкинет, а сам — с парашютом…»

В первый спецрейс они должны были выбросить трех парашютистов в разных районах Западной Румынии. Но только сбросили первого, стрелок Чуркин докладывает: «Командир, поднимаются два истребителя…» Поблизости аэродром Рошнери-де-Веде. Что-то не спится ночным сторожам. Через короткое время: «Командир, еще три истребителя…»

«Не теряйте из виду».

Дело принимало дурной оборот — их тут явно поджидали. Кудряшов крикнул второму пилоту: «Кусан, давай обороты…» А сам газ потихоньку убирает, чтобы пламя выхлопа стало совсем незаметным. И — к югу со снижением. «Отстали?» — «Нет, командир, следом идут, но, похоже, нас пока не видят».

Ночь была лунная. Впереди серебряным серпом лежал Дунай. Здесь — граница между Румынией и Болгарией. Пересекли реку и оказались над болгарской территорией. Поселки светятся огнями, светомаскировки никакой. Истребители разбрелись немного, но курс держат верный, точно ищейки по горячему следу. Но это никакое не чутье — наводят их с земли радиолокационными станциями. С минуты на минуту разглядят, догонят, возьмут на прицел и разорвут в клочья. А Кудряшов прет прямо на город, на аэродром с выложенным фонарями ночным стартом. Куда он? Ведь там обязательно свои зенитки, прожектора, дежурное звено истребителей…

Но Кудряшов на то и рассчитывал. Как объяснил позже «великий комбинатор»: на меже да на распутье нечистая сила водится, где межи да грани — там споры да брани. Болгары включили прожектор, и его луч тотчас поймал пятерку истребителей. Те, ослепнув, замигали навигационными огнями, чтобы их не сбили. А болгары все гоняют их лучом, точно признать никак не могут «союзничков», что это, мол, тесно вам стало в своем небе — сюда приперлись… А Кудряшову только того и надо. Круто развернув машину, он повел самолет назад через Дунай, в Румынию. Второго парашютиста выбросили в район Крайова, третьего вблизи Петешти. И — деру домой, во все лопатки. Только в районе морской базы Констанца «Милашку» обстреляли зенитки с кораблей, находившихся на внешнем рейде.