Стефан Гейм - «Крестоносцы» войны

А хуже всего, что операцией командует Лаборд. В такой передаче нужно, чтобы тот, кто говорит в микрофон, действовал на свой собственный страх и риск. Ну что ж, решил Бинг, если Лаборд намерен вмешиваться, остается только не обращать на него внимания. Бинг знал себе цену; вряд ли ему очень влетит, ведь его не так-то легко заменить.

Плохо и то, что техническая сторона операции поручена Толачьяну. Толачьян обучен этому делу, но ему никогда не приходилось работать в боевых условиях. Его использовали в полевой типографии, что было вполне разумно, поскольку он до войны работал наборщиком. Бинг ни минуты не сомневался, что друг погибшего Тони окажется верным товарищем и не бросит его в беде; но может случиться, что Толачьян не проявит достаточного проворства, и им придется пробыть под огнем дольше, чем нужно, или вовсе отказаться от выполнения задания… Люмис, конечно, нарочно послал Толачьяна.

Лучше бы ему дали в помощники Клементса, с которым он работал в Сен-Сюльпис, и избавили бы его от Лаборда, а если уж никак нельзя без начальства, то назначили бы Иетса.

Не стоит над этим раздумывать. Теперь все равно уже ничего изменить нельзя, и с каждым оборотом колес они приближаются к своей цели.

Карен уснула, закутавшись в одеяло. Бинг сидел подле нее и задумчиво смотрел в темноту. После нескольких часов непроглядного мрака ночь чуть-чуть посветлела; тучи рассеялись, зажглись звезды. Бинг стал глядеть на дорогу, которая вихляла перед его глазами при каждом покачивании грузовика. Дорога становилась все пустыннее. Сначала навстречу попадались другие машины; они возникали из мрака, как плотные скользящие тени, и стремительно проносились мимо. Фары были потушены, и только на мгновение мелькали красные щелки задних фонарей. Но все же эти краткие встречи внушали уверенность: бесшумные машины напоминали о том, что армия, хоть и скрытая во тьме, зорко охраняет их.

Бингу казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как им повстречалась последняя машина. И пропустить он не мог ни одной — взошла луна и дорогу хорошо было видно. Это обеспокоило его. Если они едут по правильному пути, не может дорога быть такой безлюдной.

Но они все ехали и ехали. Когда по стуку колес Бинт понял, что гудрон сменился булыжником, он крикнул Толачьяну, чтобы тот остановился. Карен проснулась от толчка и, не понимая, где она, что-то невнятно пробормотала.

Бинг схватил свой карабин, соскочил наземь и подошел к кабине.

— Вы знаете, где мы находимся?

— Разумеется! — вызывающе ответил Лаборд. Он достал свою карту и показал Бингу дорогу, по которой они ехали. — Мы где-нибудь здесь, — сказал он, тыча костлявым пальцем в черную точку на карте.

— Если мы находимся в этом городе, — сказал Бинг, отодвигая палец лейтенанта, — то мы должны были миновать вот этот перекресток. Никакого перекрестка не было. Я смотрел внимательно.

— И я не заметил перекрестка, — сказал Толачьян. Лаборд вытащил компас. Он лег на землю и стал поворачивать компас, вглядываясь в светящиеся знаки. — Вот здесь север! — он неопределенно ткнул пальцем в пространство. — Мы едем на юг, все в порядке. Не беспокойтесь, мы доберемся до батареи.

— Что касается меня, — сказал Бинг, — то мне в высшей степени безразлично, доберемся мы туда или нет. Но должен сказать вам, что я вовсе не жажду вдруг очутиться у немцев. Тут у нас имеется ценное оборудование, которое может приглянуться фрицам.

Лаборд задумался. Соображение Бинга было правильным. Он снова погрузился в изучение карты, бормоча про себя названия пунктов и прикидывая, в котором из них они могут находиться.

Карен соскочила с грузовика и подошла к ним.

— Заблудились? — спросила она.

Бинг усмехнулся:

— Заблудиться здесь нельзя. Если мы будем держать на юг или на юго-восток, мы непременно приедем на передний край, и не беспокойтесь, нам сразу дадут знать, что мы приехали. Тем не менее мы не вполне уверены, где мы. — Он повернулся к Лаборду: — Разрешите, лейтенант, я поброжу вокруг. Может, мне попадется местный житель или какая-нибудь наша часть.

Лаборд кивнул, скрепя сердце уступая инициативу Бинту.

— Можно мне с вами? — спросила Карен. Никто ей не ответил, и она побежала за Бингом, который шагал по направлению к центру города. Он шел осторожно, держась поближе к домам. Но чем ближе к центру, тем труднее становилось идти: улица была усеяна щебнем, битым кирпичом, обломками. Бинг то и дело спотыкался.

Карен стойко шла за ним, стараясь не отставать. Нелегко ей, должно быть, думал Бинг, но не замедлял шага. Она сама захотела, — пусть попотеет.

Вдруг она дернула его за рукав:

— Посмотрите!

— Что такое?

Она молча дернула руку. Он последовал взглядом за ее рукой и вдруг увидел. Он так был поглощен своим делом, что не замечал ничего вокруг, — а теперь словно пелена спала с его глаз.

Они находились в части города, которая была полностью разрушена. Высились только стены выгоревших домов, освещенные сзади тусклым серебристым светом луны.

Свет струился в зияющих провалах окон, и казалось, они живут своей, призрачной жизнью, полной горькой, жестокой красоты. Зубчатые очертания полуобвалившихся стен четко выступали из сумрака; и над развалинами безраздельно царило безмолвие смерти.

— Какая декорация! — сказала Карен.

Бинг кивнул.

— А каково актерам? — прошептал он.

— Неужели вы думаете, что здесь есть люди?

— Люди? — Бинг оторвался от волшебного зрелища. — Где только не бывает людей!

Вдалеке с шумом покатился камень. Бинг сделал Карен знак пригнуться. Снова наступила тишина, и Бинг пошел дальше.

— Черт знает что такое, никого мы не найдем.

— Подождите минутку, — сказала Карен, — давайте взглянем еще разок. Жаль, что я не художник. А то я написала бы картину: вашу голову в каске на фоне пустых окон, залитых лунным светом.

— Нет, — сказал он, — это вовсе не моя жизнь. Я не хотел такой жизни…

— Но она стала вашей, — убежденно сказала Карен.

Они пошли дальше. Вид разрушенных домов, освещенных луной, стал привычным и уже не поражал воображение. Потом так же неожиданно, как они очутились среди развалин города, они снова вышли на шоссе. Издали, медленно нарастая, приближался рокот автомобиля.

— Отойдите в сторону, — сказал Бинг, и сам, сойдя с дороги, стал вглядываться в темноту.

Когда машина почти поравнялась с ними, Бинг выступил вперед и помахал рукой. Машина, завизжав, остановилась. Это оказался американский «виллис», приведенный в боевой порядок; ветровое стекло было опущено, пол завален мешками с песком. В машине сидело трое солдат, обросших щетиной, в залепленной окопной грязью одежде. У солдата, сидевшего рядом с шофером, на поясе висел большой нож.