Стефан Гейм - «Крестоносцы» войны

Иетс пристально смотрел на него. Преувеличенные комплименты по адресу Бинга, явное смущение капитана — какая жалкая развязка! Поздно, думал Иетс, поздно. Он физически ощущал свое бессилие, до самых кончиков пальцев. Ему хотелось заговорить с Карен, сказать ей, что он пытался предотвратить смерть Толачьяна и что, как-никак, листовку все-таки выпустили. И еще ему хотелось помочь Бингу.

Но прежде чем он успел открыть рот, Карен прервала словоизвержение Люмиса:

— Почему бы вам не оставить его в покое, капитан? Разве вы не видите, что ему наплевать на все ваши ухищрения?

Люмис прикусил язык. Он побагровел и обиженно спросил:

— Простите, как вы сказали?

— Вот так и сказала, — спокойно ответила Карен. — Один из ваших солдат погиб. И если вы спросите лейтенанта Лаборда, он вынужден будет подтвердить, что солдат погиб без нужды, и вся ваша болтовня не вернет его к жизни.

Люмис грозно нахмурил брови:

— Сержант Бинг!

— Да, сэр!

— Вы дали военные сведения представителю прессы без разрешения своего командира!

Нет, подумал Иетс, не отдам я ему Бинга, довольно одного Толачьяна.

— Уж очень вы скоры на обвинения, капитан! Почему вы не спросите Лаборда, как это случилось?

Лаборд повернулся к Карен. Брызгая слюной, он со злобой спросил ее:

— Откуда вам известно, при каких обстоятельствах был убит этот солдат? Все вы, корреспонденты, так: отсиживаетесь в тылу, а потом пишете черт знает что о том, что делается на фронте. Что же, я виноват, по-вашему, в том, как падают немецкие мины? С тем же успехом они могли попасть в меня. Я не искал прикрытия…

— Вопрос не в том, искали вы прикрытия или нет, — сердито вмешался Иетс. — Вопрос в том, помешали вы своим людям вовремя найти прикрытие? Кроме того, извольте немедленно извиниться перед мисс Уоллес, слышите? Не то я уведу вас за угол и наломаю вам шею!

Лаборд видел бешеные глаза Иетса, его побелевшие губы.

Храбрец, которого до одури крутили в учебной кабине, который спокойно входил в газовую камеру, вдруг сразу скис и перестал петушиться:

— Я весьма сожалею, мисс Уоллес, весьма сожалею…

Карен даже не взглянула на него.

— Я сама могу постоять за себя, лейтенант Иетс! — сказала она сухо. — Но что вы думаете делать дальше?

Иетсу нечего было ответить.

— Ну, ну! — заговорил Люмис, делая попытку примирить всех. Он был доволен, что Иетс заставил Лаборда извиниться, — Уиллоуби не потерпел бы оскорбления корреспондента. Но эту бабу надо убрать отсюда, она слишком занозистая. — Мисс Уоллес, разве вы не понимаете, что вмешиваетесь в вопросы чисто военного характера? У вас нет жалоб на нежелание сотрудничать с вами, на отсутствие содействия прессе с нашей стороны? В таком случае, если вы желаете дать какую-нибудь информацию, обратитесь в отдел по связи с прессой при штабе армии, там этим займутся. Мы все здесь делаем, что можем, — так же как сержант Бинг, как рядовой Толачьян, к несчастью, погибший при исполнении своих обязанностей. А теперь, не желаете ли вы пойти с нами в замок?… Сержант Бинг, можете идти!

Карен ничего не ответила. Она повернулась к нему спиной и пошла за Бингом к подъемному мосту.

— Вы только поглядите! — сказал Люмис. — Хватает же нахальства у этой девчонки!

— Люди здесь совсем распустились, — сказал Лаборд. — Это ваше дело подтянуть их.

— А вы молчите! — огрызнулся Люмис. — Ваше дело — не терять людей, а привозить их обратно живыми!

— А почему вы мне даете таких разинь!

Люмис подтолкнул его локтем. Лаборд оглянулся и увидел, что Иетс слушает их.

— Ну что ж! — весело сказал Лаборд, — двенадцать фрицев все-таки попались нам!

— Толачьян был такой славный парень, спокойный, положительный! — сказал Люмис. — Должен вам сказать, что я давным-давно простил ему ту историю с женой мэра… Со всяким может случиться ошибка!

— Двенадцать фрицев! — повторил Лаборд.

Люмис улыбнулся:

— Интересно, что скажет Фарриш!

— Не сомневаюсь, что ваше донесение будет блистательное, — сказал Иетс.

Фарриш выступал на пресс-конференции.

Он стоял на живописном фоне собственного танка, на котором выведены были названия пунктов в Северной Африке и в Сицилии, где сражалась его дивизия. Только что — еще краска не просохла — к ним прибавилась новая надпись — «АВРАНШ».

Позирует, как всегда, думала Карен.

— Авранш, — гремел Фарриш, — один из поворотных пунктов в этой войне. Представьте себе большую, накрепко закрытую дверь, которая не пускает нас дальше двух полуостровов — Карантена и Бретани. Пока мы были заперты на этих подходах к Европейскому континенту, существовала серьезная опасность, что немцы, собрав достаточно войск и техники, сбросят нас обратно в море. Так вот, Авранш был замком на этой двери. Мы сбили замок, и дверь отворилась. Теперь мы двинемся вперед.

Карен спросила:

— А как же Гавр? И другие порты, которые немцы превратили в опорные пункты? Где и когда немцы займут новый рубеж?

Фарриш выбросил вперед руку, словно сметая все на своем пути.

— Займут ли немцы новый рубеж и где именно, — целиком зависит от нас, от наших темпов, нашего снабжения, выдержки наших солдат. Я мыслю себе ряд клещей, какие мы практиковали на последних этапах кампании в Северной Африке. Используя мобильность, в которой мы превосходим немцев, и элемент внезапности, мы затеем с германскими дивизиями, корпусами и армиями своего рода игру в «Море волнуется», — будем отсекать их и уничтожать одну за другой. Это можете цитировать. А вот это уже не для печати: направление главного удара будет на Париж.

— Но ведь это как раз самое интересное! — не утерпел кто-то из корреспондентов.

— Знаю! — Фарриш снисходительно улыбнулся. — И все-таки это, к сожалению, не для печати. Вот когда будете писать корреспонденции из Парижа, тогда можете припомнить мои слова. Леди и джентльмены, Париж — это Победа. Это завершение всего, что нами сделано до сих пор. Ради этого мы трудились не покладая рук, проходили обучение на родине, сражались в пустынях Северной Африки и в горах Сицилии. Мы пройдем триумфальным маршем по той же дороге, какой шел Наполеон после своих первых побед. Грохот моих танков заглушит топот германских сапог на Елисейских Полях.

Кто-то шепнул на ухо Карен:

— Ну и расхвастался.

Фарриш вскочил на свой танк и скрылся из глаз в грохоте гусениц и клубах пыли — видна была только сверкающая каска и машущая на прощание рука.

— Ему война явно по душе, — сказал тот же голос, теперь уже вслух.

— Он мастер на эффектные фразы, — ответила Карен. — Это большое удобство.

Ее собеседник — невзрачный человечек по имени Текс Майерс — покачал головой.