Михель Гавен - Валькирия рейха

– Хелене! – забыв об опасности, он бросился к ней сквозь огонь. Не чувствуя ожогов, подхватил на руки и закрывая собой, вынес из пламени. Теперь – к окну, на подоконник. Тем же путем, которым она выводила детей. Хорошо, что хоть не убрали лестницу. Только бы не поскользнуться и не сорваться. Еще несколько ступеней… Крепкие руки солдат, посланных Кранцем, подхватили их обоих и вытащили на крышу. Только теперь он заметил, что мундир на нем обгорел, все тело ноет, из рук сочится кровь. Теряя сознание, он успел схватиться за плечо солдата, поддержавшего его, а очнулся уже в просторной, светлой комнате, на мягком, уютном диване, перевязанный и умытый.

Эрих никак не мог сообразить, где он находится. Впрочем, он и не собирался долго размышлять об этом. Первая его мысль была о Хелене – где она, как она. Он прислушался: из коридора доносились чьи-то голоса. Преодолевая боль, Эрих встал и вышел из комнаты. В конце коридора он увидел группу людей в военной форме. Они столпились вокруг какой-то двери и что-то обсуждали между собой. Среди них Эрих заметил генерала. Приблизившись, он узнал гауляйтора Богемии и Моравии Франка, вокруг него толпились штабисты. Все стало ясно: они в поместье Гейдриха, как оно там называется? Как-то вычурно.. А пожар? Эрих выглянул в окно. Пожар уже потушили. Остались только обугленные развалины. Жаль, портят весь пейзаж. А что они стоят под этой дверью? Быть может, там Хелене? Ну да, безусловно, там Хелене. Что с ней? Он подошел и отдал Франку честь. Вытянуться ему было тяжело, да группенфюрер и не требовал этого. Он дружески похлопал Эриха по плечу:

– Вы – герой, капитан, – сказал он и заботливо осведомился, – не сильно пострадали?

– Никак нет, герр гауляйтор, – стараясь говорить бодро, ответил Эрих.

– А вот ваш командир до сих пор не приходит в себя, – сокрушенно сообщил Франк, – мы уже начинаем беспокоиться. Вызвали из Праги врачей.

Действительно, рейхспротектор выглядел крайне озабоченным. Он уже представлял себе, как будет докладывать Герингу о случившемся. И что скажет ему рейхсмаршал. Дело точно дойдет до фюрера. Как неприятно. Вот уже два часа он мерил шагами коридор, стараясь унять волнение.

– Можно мне пройти к ней? – спросил Эрих. Что хочет этот капитан? Войти к Райч? Пусть войдет. Только чему это поможет? Придется докладывать Герингу, ох, придется… Сегодня там какое-то совещание, да еще день рождения рейхсмаршала. Ее точно хватятся, начнут искать. А тут еще эта Лина со своими претензиями. Напоет Гиммлеру. Как неприятно. Все одно к одному. И все из-за ее детей! Навязались на голову.

– Идите, капитан, – гауляйтор равнодушно махнул рукой и снова заходил взад-вперед по коридору. Эрих вошел к Хелене. Эта комната, вероятно, была предназначена для гостей, посещавших замок. Она была богато и нарядно убрана. Посередине стояла широкая кровать с алым пологом. На ней и лежала Хелене, укрытая расшитым шелковым одеялом. Рядом с ней на подушке он заметил обгоревшую фотографию, она сжимала ее в руке, когда он вынес ее из огня и не отпустила, даже потеряв сознание. Он понимал, почему эта фотография была ей так дорога: на ней что-то было написано знакомым ему почерком. Но сейчас он не испытывал ревности. Его наполняло чувство радостного удовлетворения, что это он ее спас, и с ней все благополучно. Когда он подошел, Хелене открыла глаза. «А говорят, она без сознания, – удивленно подумал он, – наверное, просто не хочет разговаривать с ними», – мелькнула догадка. Он присел на край кровати. Хелене внимательно посмотрела на него усталыми синими глазами и вдруг спросила:

– Пьешь?

Он даже улыбнулся, услышав ее вопрос. Нашла о чем спросить, когда они такое пережили. Но с оттенком шутливости в голосе ответил:

– Пью.

– Тебе надо бросить это, – серьезно сказала она, – ты губишь себя.

– Считай, что уже бросил, – он сдался без сопротивления. Глаза ее посветлели. Похоже, она улыбнулась про себя, но все также строго задала следующий вопрос:

– Как ты оказался здесь? Почему не в полку?

Ответить он не успел. Открылась дверь, и вошла фрау Гейдрих, как всегда гладко причесанная, чопорно застегнутая на все пуговицы от воротника до манжета, без толики косметики на лице – образцовая нацистская мать и вдова. Вся в черном. Эриху она показалась живым приговором, готовым пригвоздить виновного на месте. Взглянув на нее, Хелене приподнялась в постели, спрятала фотографию и попросила Эриха:

– Оставьте нас одних, капитан. Нам надо поговорить.

– Слушаюсь, госпожа полковник, – Эрих встал, склонив голову, щелкнул каблуками и вышел. Лина с удивлением и любопытством проводила его взглядом. По тому, с какой самоотверженностью капитан бросился спасать своего командира, она заподозрила, что причина его преданности коренится не только в уставных отношениях. Однако сейчас по холодно-сдержанному виду офицера нельзя было прочесть никаких сердечных тайн, он был подчиненным Райч – и не более. Но он молод и хорош собой – это Лина заметила сразу, еще на улице. Да и как можно было не заметить – просто красив. Где-то она уже видела это красивое, арийское лицо. Быть может, в газете? Сейчас уже не вспомнить. Лина молча приблизилась к кровати, на которой лежала Райч, придвинула кресло, села. Она не знала, с чего начать разговор. Начала с самого обычного:

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, теперь лучше, – просто ответила Райч. Лине неловко было открыто рассматривать летчицу. Но она не могла удержаться от соблазна – она впервые видела Райч близко. Когда-то она мечтала встретиться с ней, чтобы плюнуть в лицо. Но теперь, после того, что Райч сделала для нее, это было неуместно. Прежде Лина видела Райч только на фотографиях в газетах и на рекламных плакатах. Она была удивлена, обнаружив, что в жизни та была совсем другой. Правда, она никак не предполагала, что такие женщины могли привлекать Рейнхардта: бледная, тонкая, даже хрупкая, несмотря на профессию. Не похожа на могучую женщину-воительницу, какой ее всегда рисовала официальная пропаганда. Лине даже показалось, что она слишком худа. Сама фрау Гейдрих, которая всегда была в теле, могла поклясться, что это отнюдь не соответствовало вкусам ее супруга. Как, оказывается, она его плохо знала! Правда, у Райч красивые глаза, с немного восточным разрезом, густого фиалкового цвета, и как ни придирайся, она полна очаровательной женственности, которую не скрывает даже военный мундир. Наверное, она была великолепной любовницей, самозабвенной в постели и тем пленила страстную, неудержимую натуру Рейнхардта.

– Я так благодарна вам, – прервала Лина затянувшуюся паузу.

– Не стоит, – казалось, Райч совсем не придавала значения риску, которому подвергала себя. Возможно, на войне ей приходилось переживать и не такое. Хелене спросила серьезно: