Михель Гавен - Валькирия рейха

Но ничего, скоро они все поймут. Даже если и не узнают мой «черный вервольф», поймут по потерям, которых им не избежать. Жизнь асов Люфтваффе стоит дорого, господа. Спросите у своих восточных коллег. Так и есть. Вот один «спитфайер», резко сбросив высоту, нырнул под брюхо ее «вервольфу». «Нет, джентльмены, так не пойдет», – усмехнулась про себя Хелене. Она совершает рискованный поворот – теперь ей пригодился опыт летчика-испытателя, когда в самом начале карьеры она опробовала машины, поступающие на вооружение в армию. Вираж, на снижение… Что это? Хелене взглянула вниз. Она увидела квартал Дрездена, в котором жила. Дом еще стоял, но вокруг все было объято пламенем. Схватившись за голову, фрау Кристина в панике выбежала на крыльцо. Лицо ее искажено – она кричит или плачет. Для чего? Зачем?! Зачем она вышла из укрытия?! Хелене бросается вперед, чтобы защитить мать, – но поздно. От пулеметной очереди, раздавшейся с идущего на бреющем полете английского истребителя, женщина падает на ступени дома, беспомощно взмахнув руками. Через мгновение тяжелая бомба падает на дом.

– Мама! – со страшным криком, не слыша себя, Хелене на скорости ударяет носом «вервольфа» в бок ненавистный «спитфайер», он переворачивается в воздухе и камнем летит вниз, тщетно пытаясь выровняться и выпустить шасси. Но машина Хелене тоже повреждена. Обычный истребитель не выдержал бы такого удара, морда «вервольфа» сплющена, но сверхмощная машина еще летит, катастрофически теряя высоту. С замиранием сердца Эрих следит за тем, как падает самолет Райч. Он старается закрыть ее от налетов противника. Для этого требуется все его мужество и мастерство, больше, намного больше того, на что способны человек и обыкновенный металл. Только чтобы ей удалось посадить машину. Он видел все, что произошло внизу. Но может быть, фрау Райч только ранена. Он еще надеется. Самолет Хелене скрывается за разрушенными домами. Затаив дыхание, Эрих ждет, что вот-вот должен последовать взрыв. Впервые в жизни он мысленно читает молитву Богу, которого никогда не встречал на небесах. Томительно тянутся секунды. Но взрыва нет. Неужели?! Неужели она все-таки села? Или за взрывами бомб он просто пропустил? Нет, не мог. Пули обильно сыплются в его истребитель. Самолет изранен. Хорошо, что благодаря его маневрам не задеты основные узлы. Теперь он один против всех. Однако у него есть шанс – у них скоро кончится запас бомб, а самое главное, горючего, ведь им еще лететь обратно. Он продержится. Только бы Хелене была жива. Отбиваясь от «спитфайеров» он спускался все ниже и ниже, стараясь улучить момент, чтобы резко набрать высоту и вырваться из западни. Взглянув вниз, он увидел Хелене. Она бежала по улице, перепрыгивая через завалы к тому месту, где у разрушенного дома на земле лежала ее мать. Она жива, ей все-таки удалось посадить самолет! Он маневрирует, стараясь с воздуха обезопасить ей путь. Но одному «спитфайеру» все-таки удается вырваться. На низкой высоте он мчится прямо на Хелене. Эрих почувствовал, как сердце его оборвалось, все похолодело в груди. Он бросился в погоню. Но поздно. Ему не догнать. Горючее на пределе. На хвосте и по бокам – едва ли не целая эскадрилья. Хелене! Вдруг истребитель загорелся. Огненной стрелой он промчался над развалинами и врезался в землю, столб пламени взметнулся над ним. Эрих догадался: кто-то выстрелил в него с земли. Как по команде вслед за этим, летчики, преследовавшие Эриха, прекратили погоню и стали набирать высоту. Он сообразил – бомбардировщики уходят. Они сделали свое дело и теперь «спитфайерам» надо обеспечить им возвращение на базу. Эрих стал присматривать место для посадки. За полуразрушенным жилым домом он увидел небольшую ровную площадку, похожую на футбольное поле средних размеров. У самой кромки его стоял «черный вервольф» с помятым носом. Значит, вот где она села. Облегченно вздохнув, он тоже пошел на посадку. Он сам не верил, что остался жив, после всего, что им довелось испытать в это утро. Оставив самолет на площадке, он поспешил к Хелене. Вокруг на улицах метались в отчаянии люди, горели дома, слышался жалобный детский плач. По городу с сиренами носились пожарные машины, санитары собирали и увозили раненых, суетились полицейские, выстраивая оцепление вокруг наиболее опасных участков, где не разорвалась бомба или бушевал огонь. Добровольцы и девушки из «Гитлерюгенд» помогали пожилым и больным собрать вещи и перенести их в безопасное место. Общая картина отчаяния и полыхающего повсюду пламени была ужасна. Эрих по пути помог какой-то женщине перенести на другую сторону улицы спасенные из огня чемоданы, увы, как он услышал от нее, с самыми бесполезными вещами – все дорогое и ценное погибло в сгоревшем доме. Женщина плакала. Чем он мог успокоить ее? Хорошо, что хоть сама жива осталась – вот единственное. Ей еще предстоит оценить этот факт, когда станет ясно, сколько людей погибло. Подбежав к дому Хелене, точнее, к месту, где он прежде стоял, Эрих увидел санитарную машину. Двое пожилых мужчин в белых халатах поверх серой униформы положили тело фрау Райч на носилки и закрыли его простыней. Сердце Эриха сжалось, он понял – мать Хелене погибла. Хелене стояла рядом с носилками в запачканном гарью мундире, пепел, летящий над погибшим городом, оседал на ее светлых волосах. Остановившимся взором потемневших от горя глаз она неотрывно смотрела на закрытое простыней тело матери. Рядом с ней стоял офицер в черной эсэсовской форме. Он поддерживал Хелене под локоть и что-то негромко обсуждал с врачом. Когда Эрих подошел, он поздоровался с ним и представился:

– Штандартенфюрер Науйокс, служба безопасности, – затем спросил: – Это вы, майор, так здорово дрались сегодня на пару с фрау Райч?

– Да, – кивнул Эрих и поинтересовался в свою очередь: – Вы не видели, кто сбил последний истребитель?

Науйокс усмехнулся.

– Я. Как это ни странно, – сказал он с иронией, – из автомата. Я как раз выбежал из переулка, а он летит прямо на меня. И так низко опустился, чуть фуражку не сбил, грех было не полоснуть его очередью.

– Поздравляю, – покачал головой Эрих и подошел к Хелене. Она, оказывается, хорошо слышала их разговор.

– Штандартенфюрер спас мне жизнь, – произнесла она, едва разжав губы, чужим, надломленным голосом, продолжая смотреть на тело матери, – если бы не он, этот англичанин расстрелял бы меня в упор, как маму…

– Я знаю, – Эрих с нежностью прикоснулся к ее руке. Она судорожно схватилась за его плечо: – Ты не ранен? – впервые взглянула на него.

– Нет, нет, обошлось, – успокаивал он ее, прижимая к себе, – со мной все в порядке…

– А я… Ты видишь? – она протянула руку к носилкам, – теперь у меня больше нет дома, нет мамы, ничего нет, – голос Хелене задрожал. Он обнял ее и прижал ее голову к своей груди.