Михель Гавен - Валькирия рейха

А начиналось все так безобидно, даже романтично. Воспитанный в строгих католических устоях, в юности Рейнхардт чурался женского общества. Он никак не мог побороть своей скованности, унизительной стеснительности. В школе девчонки насмехались над его нескладностью, заиканием, смущением. Поводом к тому служили и вечная психологическая напряженность, царившая в доме его родителей, и запутанные отношения с матерью, в которых обида перемешивалась с самой горячей привязанностью. Сильно обижаясь поначалу на насмешки, он вскоре стал платить слабому полу презрением, вполне заслуженным, по его мнению, так как, желая успокоить себя, он все чаще приходил к мнению, что намного превосходит его хотя бы по той простой причине, что родился мужчиной. Со временем ощущение превосходства над женщиной превратилось для него в манию. Нелюдимым женоненавистником Рейнхардт оставался и во время обучения в военно-морском училище. Только вступив на службу и оказавшись приближенным к всесильному адмиралу Редеру, он почувствовал себя увереннее. Тому способствовали и постоянные занятия спортом. Регулярные физические нагрузки преобразили его тщедушное тело, а одержанные в состязаниях победы раскрепостили дух. К 1930 году Гейдрих из неуклюжего подростка превратился в весьма симпатичного молодого человека двадцати четырех лет с почти идеальной арийской внешностью. Общей привлекательности добавлял также престиж военно-морской формы, издавна популярной среди девиц из высших слоев общества. Презрительно насмехавшиеся над худощавым сынком директора частной консерватории, неудачником, по их представлению, они теперь откровенно кокетничали с молодым лейтенантом флота и ловили каждый взгляд. Однако подобный оборот только упрочил прежние представления Гейдриха о женщинах. Со всей очевидностью он понимал, что его личные качества, душевные переживания, его чувства мало волнуют представительниц прекрасного пола. Куда большее значение придается общественному положению, размеру жалованья и перспективе продвижения по службе. Благодаря же неизменному расположению адмирала Редера, такие перспективы ожидали Гейдриха вполне реально. Потому на светских раутах молодые особы вертелись вокруг него стайками. Теперь они с восхищением слушали, как он играет на скрипке произведения своего отца, и даже восхищались талантом композитора Бруно Гейдриха, о котором и слышать ничего не желали всего лишь несколько лет назад. Преодолев стеснение и понаблюдав за своими приятелями, как они справляются с красотками, Гейдрих быстро освоил искусство флирта, и вскоре увлекся им, трактуя для себя как разновидность спорта. Он ничуть не заботился о чувствах женщин, которые попадали в сети его обаяния, впрочем, как и они прежде нисколько не заботились о его чувствах. Его увлекала игра, соперничество, возможность одержать верх и… бросить несчастную в слезах без всякого сожаления, предпочтя ей ее подружку, для усиления впечатления. Он ненавидел быть побежденным, потому выбирал женщин скорее разумом, нежели сердцем – чем легкомысленнее и глупее, тем лучше. Он настолько увлекся этим новым своим занятием, что нередко переходил границы, которые устанавливал себе сам, и тогда его тайный враг, скрытая трещина в психике, унаследованная от матери, давала о себе знать. При малейшей неудаче он впадал в столь бурное неистовство, что нередко пугал своих товарищей не только силой гнева, но и абсолютной жесткостью, с которой он желал расправиться со своей жертвой. И к пугающему удивлению для него самого, такие приступы случались все чаще и чаще.

Однажды корабль, на котором служил Гейдрих, посетил с дружеским визитом порт Барселоны. В тот же вечер в клубе друзей Германии, где обычно собирались немцы, жившие в этом испанском городе, должен был состояться прием в честь офицеров германского флота. Получив приглашения, Гейдрих с товарищами вечером сошли на берег и отправились на светский раут. Все шло хорошо, ничто не предвещало конфликта. И вдруг – вспышка. Познакомившись с молодой испанкой, Гейдрих пригласил ее прогуляться в апельсиновый сад, окружавший клуб. Девушка согласилась. Оставшись наедине, он стал откровенно приставать к ней, и та ударила его перчаткой по лицу. Покраснев от гнева, он в ответ ударил ее дважды, да так, что все лицо сеньориты было залито кровью. Когда в слезах и в стенаниях сеньорита вбежала в зал, веселье вмиг прекратилось. Гейдрих же спокойно вернулся на корабль, нисколько не сожалея о содеянном. Позднее молодая испанка написала рапорт капитану корабля, с просьбой примерно наказать зарвавшегося офицера. Но, зная о расположении к Гейдриху адмирала Редера, тот ограничился устным внушением. Однако о происшествии стало известно высшему командованию. Дело замяли, адмирал Редер лично просил не назначать для Гейдриха суд чести. Призвав к себе подчиненного, он весьма сурово напомнил ему о правилах поведения, принятых в военно-морском флоте, и посоветовал поскорее жениться. Адмирал всерьез надеялся, что присутствие молодой жены рядом с Гейдрихом сделает его подопечного гораздо более сдержанным и уравновешенным. Вскоре нашлась и невеста. Супруга Канариса, фрау Эрика, познакомила Гейдриха с фрейлян Линой фон Остен, дочерью своей приятельницы. Отец Лины содержал частную школу на острове Ферман в Балтийском море. Семья имела безупречную арийскую родословную и могла похвастаться глубокими аристократическими корнями. К моменту знакомства с Гейдрихом Лина закончила высшие учительские курсы и преподавала французский язык в одном из частных пансионов в Киле. Холодная, амбициозная красавица, Лина на первом же свидании сообразила, что ей не стоит особенно упорствовать – еще накануне фрау Эрика подробно объяснила, какие блестящие перспективы открываются перед молодым флотским офицером, претендующим на ее сердце. Прекрасно зная о том, что еще во времена великого короля Фридриха ее предки были приближены ко двору, Лина глубоко переживала то положение, в котором оказалась ее семья после поражения восемнадцатого года. Фон Остены потеряли фактически все свое состояние, так как предприятия, которыми они владели, обанкротились. Привыкшие к безбедной, роскошной жизни, они вынуждены были довольствоваться скромными учительскими заработками, тогда как обнаглевшие нувориши, нажившиеся на войне, купались в богатстве. Лина очень надеялась, что брак с подающим надежды молодым человеком, который, по словам фрау Эрики, несомненно, дослужится до самых высоких постов, вернет ее семье престиж и прежнее высокое положение в обществе. Потому без излишнего жеманства, сходив с кавалером всего лишь дважды на танцы и в кино, Лина дала согласие стать женой Гейдриха. На Рождество 1930 года она привезла жениха на остров Ферман знакомить с родителями. Они приняли Гейдриха очень дружелюбно, и уже в январе 1931 года в офицерском собрании Киля было объявлено о помолвке. Гейдриха поздравляли, адмирал Редер выразил удовлетворение выбором невесты и обещал обязательно лично присутствовать на венчании. И тут случилось непредсказуемое. Точнее, непредсказуемым и ошеломительным случившееся событие оказалось скорее для Лины и всего светского общества Киля, Гейдрих же вовсе не удивился подобному обороту, он знал, что так может произойти, он знал, что играл с огнем – и доигрался. Ухаживая за Линой, он вовсе не собирался сохранять ей верность. Параллельно он встречался с другой девушкой, дочерью одного из старших офицеров, служивших в Арсенале Киля, с которой он познакомился на приеме после проведения очередной кильской регаты. Обещая жениться на девушке, Гейдрих уговорил ее прийти в снятый им заранее гостиничный номер, там напоил и, несмотря на полное несогласие юной особы, силой добился физической близости с ней. После же, оставив девушку в удручающем состоянии, убежал из номера. Когда девушка немного пришла в себя, то обнаружила, что у нее кроме всего прочего пропали деньги и драгоценности. Пока Гейдрих оставался свободным, девушка молчала, надеясь, что он выполнит свое обещание жениться на ней. Она всячески добивалась встречи с ним, хотя он избегал ее. Но как только стало известно о помолвке Гейдриха с Линой, молчать больше не было смысла – оскорбленная девица написала письмо адмиралу Редеру. Дело осложнялось тем, что отец девушки еще с ученической скамьи состоял с адмиралом в дружбе. Слухи о скандале с невероятной быстротой распространялись по Килю. Замалчивать происшествие больше было невозможно. Несмотря на все симпатии, которые он испытывал к Гейдриху, адмирал Редер приказал собрать суд чести. На суде Гейдрих старательно доказывал, что, хотя и пригласил девицу на фужер «Мартини» в номер, но даже не притронулся к ней. И уж точно ни в коем случае не может быть замешан в воровстве. «Если угодно, – говорил он с горячностью, – обыщите мой дом. Вы не найдете там ни единой вещицы, которая принадлежала бы фрейлян». Сказать по чести, в последнем он не лукавил. Обокрал девицу действительно не он, и впоследствии полиция поймала настоящего преступника, служившего в гостинице лифтером. Поскольку Гейдрих был совершенно не виновен в одном из пунктов обвинения, он столь же уверенно отрицал и остальные. Возможно, фортуна и улыбнулась бы ему снова и все дельце сошло с рук, как и прежде, тем более, что адмирал Редер, возглавлявший суд лично, и сам не верил в то, что Гейдрих мог совершить воровство. А одно сомнение порождает и другие. Суд склонялся к тому, чтобы оправдать Гейдриха, но все-таки ему не повезло. Старая дружба с отцом девушки, который и слышать не желал о компромиссе, перевесила расположение адмирала к Гейдриху. Не без сожаления, – но что поделаешь, – он подписал решение суда, в котором поведение лейтенанта Гейдриха признавалось недостойным офицера флота и ему рекомендовалось подать в отставку во избежание более крупных неприятностей. Так в апреле 1931 года блестящий морской офицер Рейнхардт Гейдрих оказался выброшенным на улицу и присоединился к пятимиллионной армии немецких безработных.