Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

— Иван переносит все на более ранний срок! — Безе показывает на стену огня, который с высот обрушивается в низины и расщелины. — Теперь под обстрелом уже командные пункты батальонов! — Безе точно знает расположение позиций.

Вверх взмывают фонтаны земли, огромные земляные обломки, вырванные из почвы и подброшенные в воздух, где они, крутясь в вихре, распадаются на мелкие части.

Взлетают части блиндажей, которые какое-то мгновение висят в воздухе, прежде чем развалиться. Деревянные балки с крыш, вращаясь и взлетая вверх, на миг оказываются в вертикальном положении в воздухе, потом падают на землю.

Теперь, когда стало светлее, снова можно посмотреть в стереотрубу. Винтовки, словно тонкие черные иглы, летают над землей. Ударом тяжелого орудия подброшен в воздух легковой вездеход. Поддерживаемый давлением воздуха, он какую-то секунду горизонтально висит наверху, словно хочет поехать над землей, прежде чем развалиться на части, и его обломки от взрыва следующего снаряда вновь взмывают вверх.

В бешеном огневом ритме беспрерывно падают снаряды, разрываются ракеты реактивных пусковых установок.

Спастись кажется невозможным.

Черная стена дыма, словно молнией освещаемая взлетающими огненными грибами, лениво встает по всей линии фронта вдоль холмов.

Самая мощная огневая сила, вырывающая самые тяжелые куски и обломки, концентрируется на участке бойни прямо перед ними, так что они могут все хорошо видеть. Уже больше часа русская артиллерия размалывает этот участок в три-четыре километра. Тысячи снарядов распахивают землю, глубоко разрывают ее — нет ни единого клочка, который не был бы сожжен пламенем.

Обер-ефрейтор Зелльнер какое-то время тоже наблюдает дьявольское зрелище. С отвращением он возвращает зондерфюреру стереотрубу. Ужас, боль, презрение отражаются на его лице.

Он смотрит на небо, вспоминает свои высокие, цветные церковные витражи, через которые в почтенный мрак церкви на головы молящихся падают лучи света. Люди торжественным хоралом славят Господа своего! Высокими, торжественными, мощно звучащими детскими, женскими и мужскими голосами они поют «Хвала Господу в высях небесных и мир человеку на земле». Они испытывают торжественный, высокий душевный подъем — неужели это те же самые люди, созданные Богом, что сейчас, охваченные сатанинской ненавистью, разрушают свои богоугодные творения? Превращают в развалины то, что построили; сжигают то, что сами создавали; вырывают с корнем то, что сажали и возделывали, и убивают то, что зачинали, убивают в оргии танца смерти, развязанного ими?

Зелльнер соскальзывает по крутой стене балки вниз. Тщательно протирая очки, он медленно возвращается в бункер к своему телефону.

Взводы, целые роты взмывают к небу, живое человеческое лицо разрушается, стройное человеческое тело превращается в бесформенные клочья плоти и раздавленные кости вбиваются в землю.

Среди этого ада — непостижимо! — еще лают несколько легких орудий румын, которые действительно с беспримерным мужеством и ожесточенностью сопротивляются гигантскому русскому огневому удару.

Огненная стена опадает так же внезапно, как она выросла до неба. Секунды мертвой тишины. Где-то высоко извивается пламя отдельных пожаров. Дым и чад тянутся над позициями и постепенно развеиваются. Обер-лейтенант и Безе кивают друг другу. Русские устроили фейерверк, который должен был безжалостно разорвать и изрубить румынский фронт.

Когда завыли первые снаряды, напряжение немного отпустило Виссе.

Он со знанием дела и как опытный человек наблюдает за развитием боевых событий и ждет, холодно и спокойно, того момента, когда сможет действовать. Из полковых штабов поступают отдельные донесения.

Узнать удается не очень-то много. Более отдаленные командные пункты полков, чья связь с дивизией не нарушена, только сообщают, что роты и батальонные командные пункты находятся под тяжелейшим русским артиллерийским обстрелом и несут большие потери.

Связь с ними нарушена. Отдельным связным удалось добраться лично, и они сообщают то же самое.

Несколько солдат одной роты, которые в короткие секунды огневой паузы из своих окопов перебежали на командный пункт полка, там задержаны и растерянно доносят, что от их роты ничего не осталось и они последние пятеро, оставшиеся в живых.

Санитары, которых послали на передовую, были сами ранены или убиты. Выяснить конкретно, как обстоят дела на передовой, что осталось от передних линий, обер-лейтенанту пока не удается. Поэтому он снова и снова взбирается на крышу бункера, чтобы хотя бы визуаль но составить себе картину.

— Танки идут! — кричит Безе.

Виссе машет рукой. Он и сам уже через клочковатый туман разглядел в бинокль изуродованный лунный ландшафт и увидел, как из воронок ползут на холмы стальные чудовища русских танков.

— Теперь дело пахнет керосином, господин обер-лейтенант, и черта с два мы узнаем, удержат румыны Ивана или он пройдет.

Виссе пожимает плечами. Он не может покинуть свой пост, поскольку в любую секунду из высших инстанций могут последовать запросы или важные указания.

Безе предлагает съездить на вездеходе к передним линиям и посмотреть, что происходит. Кремер как водитель тоже готов.

Обер-лейтенант запрещает им это. Безе — переводчик и может в любой момент понадобиться.

— Мы должны ждать, пока не появятся более точные донесения!

— Этого нам совсем незачем ждать, потому что русские танки будут скорее, чем донесения, — ворчит Безе, которому не разрешили отправиться на разведку.

Виссе напряженно следит за развитием русского танкового наступления. Танки выезжают, как на учебном полигоне, выстраиваются в ударные клинья и атакуют широким фронтом. Из орудийных стволов маленькими язычками вырывается пламя, и тонкий дым ползет над глинисто-зелеными корпусами, отчетливо выделяющимися на белой скатерти снега.

Как рождественские огни — на фоне заснеженных холмов.

Тупой, мощный звук залпа и сразу за ним взрывы первых попаданий. Короткий миг самообмана улетучился. Русские стреляют на короткие дистанции. Виссе видит: на танках гроздьями висят русские солдаты. За Т-34 бегут толпы красноармейцев.

Треск пулеметов, русских автоматов. Обер-лейтенант знает, что танки достигли передовых позиций румын.

Теперь должна была бы всей огневой мощью ответить собственная оборона, уничтожить пехотное сопровождение и вступить в борьбу с танками. Но раздаются лишь отдельные выстрелы, и он только может предположить, что они идут из румынских окопов. Давно уже должна была включиться собственная артиллерия: точно нацеленными огневыми ударами выбить из танковой стаи хотя бы несколько Т-34.