Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

Обер-ефрейтор въезжает на машине в низину, над которой круто вздымается купол горы. Здесь, в мертвом пространстве, которое вне траектории снарядов и не просматривается противником, находятся раненые зенитчики. Их перетаскивают и перевязывают санитары.

Водитель останавливает машину и берется помогать санитарам.

— Я должен подождать здесь командира. А до вершины отсюда не больше двухсот метров, господин обер-лейтенант, если вы намерены подняться наверх!

Со смешанным чувством Виссе смотрит на купол, который представляется ему огнедышащим вулканом.

— Как обезьяна на четвереньках! — обращаясь к самому себе, Виссе взбирается по крутому склону. — По логике, — думал он, — ему следовало бы осторожно, ползком продвигаться вперед по краю горной вершины. — Но он поднимается и идет теперь подчеркнуто выпрямившись. — Хороша была бы картина, если бы наверху были солдаты и видели офицера, ползущего на животе!

Купол горы переходит в плато. Круто обрывается широкий склон горы — объект нанесения главного удара.

Под плато Виссе видит окопы, вырытые вокруг горной вершины. Над окопами насыпан бруствер, упираясь в который стоят — брошенные, без обслуги — на расстоянии тридцати метров друг от друга зенитные пушки. Их стволы обращены в сторону противника.

«Орудийный расчет спрятался где-то в укрытии», — подумал Виссе. Постоянно вздрагивая и оглядываясь, как будто это помогло бы ему увернуться от осколков, Виссе растягивается на земле — он убеждает себя, что вряд ли найдется другой такой дурак, чтобы прогуливаться по плато, на которое падает град снарядов, Сильный ветер гонит прочь облака дыма, напоминающие белые клочья тряпья.

«Что случилось с обслугой?» — При виде осиротевших орудий у Виссе возникает тревожное ощущение близкого присутствия смерти. С резким звоном ударяются осколки о стальные щиты орудий.

Поднявшись во весь рост, Виссе бредет один среди этого огненного ада словно во сне. Ветер рвет полы его шинели, и его шинель мотоциклиста, широкая, просторная, так и трепещет на ветру. Виссе видит, что люди тут все-таки есть. Пятеро солдат лежат, распластавшись прямо перед орудием, на животе, уткнувшись лицами в землю. У одного из них широко раскинуты ноги, а руки вцепились в землю.

Осторожно, чтобы не наступить на них, Виссе перемахивает через троих и, только наклонившись, видит, что лежащие возле зенитной пушки — мертвы.

В нескольких метрах впереди, у правого орудия, залегли за бруствером лейтенант и два унтер-офицера, которые обозревают в бинокли долину реки Червленой в поисках артиллерийских позиций противника. Всякий раз они, заметив пламя и услышав звук выстрела, судорожно втягивают голову в плечи, прижимаются лицом к земле и, боясь пошелохнуться, выжидают, пока где-то не ухнет взрыв пронесшегося со свистом снаряда.

Вдруг почти в метре от Виссе ложится снаряд, рикошетом от песка взмывает вверх, с воем пролетает прямо перед его носом — и вот обер-лейтенант уже лежит, растянувшись во весь рост в грязной жиже из снега и глины. Иронизируя над собой, он смотрит вслед уплывающему облаку дыма: «Это покидает меня крошечный ангел-хранитель, который, взяв за руку одного болвана, провел его целым и невредимым через погибель. Если я, отделавшись легким испугом, хочу теперь убраться с горы и вновь вернуться живым, то должен найти какое-нибудь укрытие. Вероятно, что-то зависит и от самого человека: благодаря уму и соответствующей доле предусмотрительности, осторожности он мог бы продлить свой жизненный путь».

К счастью, высокогорное плато со всех сторон прорезано зигзагообразными глубокими окопами. Летом они были вырыты русскими, теперь же эта разветвленная система окопов пригодилась немцам.

Пригнувшись, Виссе идет по окопам, пытаясь разыскать командира зенитной батареи. Вдруг он резко отступает назад. Перед ним в пустом окопе сидит, съежившись, прямо на земле зенитчик. Теперь он ползет к нему. Канонир, которому на вид около восемнадцати, кажется еще ребенком. Подтянув колени к туловищу, дрожа, словно в лихорадке, от сильного страха, юноша опирается руками в стенку окопа, содрогающегося от громовых разрывов снарядов.

— Что с тобой, паренек?

Юноша, совсем еще мальчик, худой, с соломенного цвета волосами, выбившимися из-под каски, поднимает голову. Он смотрит на Виссе пустыми, ясными, голубыми глазами, и на его лице застыло выражение той нестерпимой муки, которую он испытывает от ужасов войны.

Стуча зубами, он не в состоянии произнести ни одного членораздельного звука. Виссе усаживается рядом с юношей на землю и закуривает сигарету.

— Будешь?

Парень отрицательно качает головой.

— Я н-не курю! — заикаясь, отвечает он.

Виссе самому становится как-то жутковато, когда он представляет себе, что скоро русские танки могут раздавить их своими гусеницами или длинный четырехгранный штык красноармейца может проткнуть их насквозь.

— Как тебя зовут, дружище?

— Ю-ю-рген!

— Гм, а меня Фриц, я из Вены — а ты?

— Из Эльбингероде!

— В горах Гарца? Знаю, знаю — красивые места. Прошлой зимой я находился какое-то время в прекрасной обители сестер милосердия, которая превращена в лазарет. Хорошие были тогда денечки! — Поглаживая юношу по спине, Виссе успокаивает его. — Подъем! Мне пора топать дальше!

Услышав, что Виссе намерен покинуть его, зенитчик испуганно смотрит на офицера. Виссе еще раз наклоняется над парнем:

— Слушай, я не собираюсь тебя обманывать: никто не минует того, что ему на роду написано, особенно на войне. Война — это вообще опасное времяпрепровождение. Когда дело принимает щекотливый оборот, как, к примеру, сейчас в нашей ситуации, я всегда говорю сам себе: «Фриц, это ничего не изменит, тут все одно — наложишь ли ты от страха в штаны или же, стиснув зубы, подавишь в себе страх. Последнее — лучше и притом разумнее. Все решают привычка и опыт». Из десятка тысяч пуль в тебя попадет минимум одна — да и от нее нередко можно увернуться, обладая сноровкой, но, тем не менее, мне, часто бывает страшно. Знаешь, Юрген, что я делаю в таких случаях? Я полагаюсь на Бога, молюсь ему и чувствую, как он хранит меня.

Юноша смотрит на Виссе, улыбается — похоже, что он пришел в себя.

— Смотри, чтобы они не забыли про тебя при переходе на другую позицию!

— Так точно, господин обер-лейтенант, я постараюсь!

Окоп заканчивается перед бруствером, за которым залегли лейтенант и два унтер-офицера. Виссе ползком подбирается к ним, так же — всем телом — падает ниц возле лейтенанта, лицом в грязь, потому что через каждую секунду бронебойные снаряды со свистом проносятся дьявольски низко над головой или же с шипением зарываются в землю прямо перед ними.