Семен Шмерлинг - Десант. Повесть о школьном друге

Поначалу Городокской дивизии сопутствовал успех. Особенно энергично рванула она в ночь на 25 января. Но уже на следующий день наступление замедлилось. Соседняя, 26-я дивизия, обескровленная в боях, была ненадолго выведена в резерв, и 83-й пришлось сражаться на широком фронте.

Опасность подстерегала на каждом шагу по незнакомой земле. Уединенные хутора, господские дворы, виллы, каменные амбары, одетые лесом высотки с бронеколпаками и дотами внезапно изрыгали огонь. А крупный опорный пункт Фуксберг, обороняемый тремя пехотными батальонами и тридцатью танками, не давал ступить и шагу по заснеженной пахоте. Долго пришлось бы его штурмовать, если бы не наша авиация. Две группы штурмовиков и пикировщиков обрушились на этот городок, буквально висели над целью, пока не умолкла последняя немецкая пушка.

Как все гвардейцы, Леопольд с благодарностью и восторгом следил за самолетами. А думал он о Кирилле Мишарине. Ведь тот, как сообщал в письме, воюет где-то в Прибалтике. Кто знает, может, его лучший друг Киря, как в детстве на Спасоналивковском, помогает ему, Ляпе.

Не знал Леопольд, что Мишарина уже нет в живых. Штурман дальнего бомбардировщика, он во многих боях выполнял обязанности фотографа. Подходя к цели последним в группе, фиксировал на пленку результаты бомбометания. В итогах одной из бомбежек он не был уверен и потребовал от летчика еще одного, контрольного захода над целью, хотя немецкие зенитки били немилосердно. На этом последнем заходе над целью осколок немецкого снаряда и погубил Кирилла. Огненного, самого близкого друга Леопольда…

…В конце дня Фуксберг был взят, и Городокская дивизия вплотную подошла к яростной позиции «Фришинг». Борьба за ее преодоление началась трудно. Тому причиной отставание артиллерии и танков, а также просчеты, допущенные штабом корпуса, о которых позже расскажет генерал Кузьма Никитович Галицкий: 83-я дивизия была введена в бой до окончания артиллерийской подготовки, то есть до полного подавления пушечных и минометных батарей противника. И в тот день, когда Леопольд в цейсовский бинокль видел шпили Кенигсберга, батальон Конова, а с ним и минрота продвигались вперед черепашьими шагами. Командирам вроде бы не в чем было себя упрекнуть, они делали все возможное. Первый батальон не раз поднимался в атаку. Некрасовские минометчики вели меткий огонь, а успех был невелик. За день вся дивизия смогла пробиться всего на два километра, и только когда основательно помогли соседи, городокцы прорвали вторую линию немецкой обороны и подошли к городку Шенмору.

Теперь цель определилась яснее. Кенигсберг оставался пока недосягаемым, за мощными линиями обороны и таинственными заслонами железобетонных фортов, зато призывно дул ветер с Балтийского залива Фришес-Хафф. Этот момент очень точно охарактеризовал генерал Галицкий — командующий 11-й гвардейской армией:

«Для нашей армии, пожалуй, сейчас было важнее выйти к заливу, поскольку это резко ухудшало положение войск кенигсбергской группировки и, естественно, облегчало штурм города-крепости».

Залив был соблазнительно близок, и помимо соображений тактических к нему притягивало гвардейцев и чувство понятного нетерпения, и удаль, и любопытство, и желание поставить завершающую точку в тяжелой боевой операции. Но короткий путь оказался неимоверно сложным и изнурительным.

Сначала происходили радостные события. Батальон подошел к немецкому аэродрому, и минометчики Некрасова вместе с пушкарями успешно обстреливали летное поле, не дав подняться в воздух ни единому самолету противника.

Вскоре был захвачен подземный немецкий завод, изготовлявший снаряды. Навстречу гвардейцам по раскисшему полю бежали изможденные люди в полосатых куртках и восторженно кричали на языках едва ли не всех народов Европы. То были узники фашизма — англичане, французы, голландцы, бельгийцы, чехи. И гвардии старший лейтенант Некрасов побежал им навстречу, объяснялся с ними и по-немецки, и жестами, восклицаниями. Радостным блеском и гордостью сияли его синие глаза.

Но дальше обстоятельства круто изменились. 28 января последовала внезапная контратака немцев с юга. На большой скорости фашистские «тигры» и «фердинанды» с пехотой на броне прорвались через боевые порядки Городокской дивизии и устремились в наши ближние тылы.

— Танки!

Тревожный возглас застал батальон Конова на марше. Сказался опыт, приобретенный во многих боях. Командиры и бойцы сохранили спокойствие. Ни тени паники. Батальон, а в его составе и рота Некрасова, заняли круговую оборону. Они знали, что не одни, им помогут, но и сами делали все, что возможно. Конечно, минометами не поборешься с «тиграми», но с пехотой можно и должно. Все шесть расчетов спешно развернулись к бою и по команде Некрасова, который не успел даже выбрать наблюдательный пункт, ударили по скоплению фашистской пехоты.

С танками расправился противотанковый резерв корпуса — артиллеристы 1-й гвардейской дивизии, бывшей Московской Пролетарской, земляки Некрасова, чем он погордился в душе. Но и городокцы сделали свое дело. Они продолжали наступление.

83-й дивизии не пришлось в числе первых выйти к заливу Фришес-Хафф. То был удел других соединений, и в частности выдвинувшейся из резерва 26-й гвардейской стрелковой дивизии. 29 января ее передовые подразделения достигли скованного льдом и заснеженного залива. Но удержаться на берегу не смогли. 30 января сотня фашистских танков и штурмовых орудий, пехотные полки оттеснили наши части от залива и отвоевали вдоль него полуторакилометровую полосу.

Все перемешалось. Вновь овладев шоссе Бранденбург — Кенигсберг, гитлеровцы вклинились в наши боевые порядки. Целые полки и отдельные группы советских стрелков сражались в окружении, держали оборону. Местечки, поселки, хутора у залива переходили из рук в руки. По шоссе мчались фашистские танки. «Только танковой дивизии «Великая Германия», — свидетельствует немецкий генерал О. Лаш, — удалось пробиться до Кенигсберга и снова пробиться обратно».

Представьте себе в обстановке, которую принято именовать «слоеным пирогом», положение двух с небольшим десятков бойцов минометной роты. Часто сменяя позиции, солдаты подчас точно и не знали, где свои, где противник. Да и каждое неверное передвижение грозило гибелью.

Некрасову минометчики верили.

— Старшой не подведет, — сказал гвардии сержант Федор Воронков, — куда надо, туда и направит.

— А ты думал? — тряхнул густым темно-русым чубчиком заряжающий Гриша Давиденко. — Наш не заблудится, у него компас особый имеется…

— Да какой это особый компас? — удивился Абдулла Шабанов.

— А такой. Московский. Из дома привез, — заключил ротный балагур. — Всегда точно показывает — на победу…