Свен Хассель - Уничтожить Париж

— Все на месте…

— Мы решили, что будет неплохо ее приготовить!

— Постойте, — сказал Порта, когда мы бесцеремонно поставили гроб на кухонный пол. И обратился к Старику: — Как имя той свиньи, что была у них в древние времена?

— У кого у них? — терпеливо спросил Старик.

— У богов. У Одина, Тора [141] Один — верховное божество скандинавской мифологии. Тор — сын Одина и богини земли Ёрд, бог грома, бури и плодородия. — Прим. пер. и всех прочих.

— Не имею ни малейшего представления.

— У Одина, — вмешался Барселона. — Это ему принадлежала свинья. Как ее звали?

— Вот об этом я и спрашиваю. Как?

Никто не знал. Мы принялись горячо спорить, Одину ли принадлежала эта свинья, Фрейе [142] В скандинавской мифологии богиня плодородия, любви и красоты. — Прим. пер. или Тору. Малыш вышел на улицу, начал останавливать прохожих, и вскоре этот вопрос обсуждала целая группа незнакомцев.

— Кто-нибудь должен знать, — сказал Порта.

— Полицейские, — сказал я. — Давай позвоним в полицию.

Легионер тут же взялся за телефон. Говорил он очень вежливо, извиняющимся тоном, но мы все услышали донесшуюся из трубки брань.

— Я не хотел расстраивать вас, — успокаивающе сказал Легионер.

Мы услышали, как полицейский прокричал товарищу:

— Какой-то псих спрашивает имя одной знаменитой свиньи!

И мы услышали ответ, негромкий, но разборчивый:

— Единственную знаменитую свинью, какую я знаю, зовут Адольф!

После этого мы позвонили в полевую жандармерию. Снова брань, на сей раз с угрозами ареста. Вопрос так и не был решен, когда мы через час покинули бистро, оставив свинью под надежным попечением Жанетты.

На площади Клиши нас остановил патруль. Его члены машинально потребовали у нас документы, однако было ясно, что на сей раз документы их не интересуют.

— Хотим спросить у вас кое-что, — сказал начальник патруля. — Знаете типа по имени Один? Знаете, что у него была свинья?

Мы кивнули, затаив дыхание.

— Не знаете, случайно, как ее звали?

Мы с сожалением признались в собственном невежестве.

В казарму мы вернулись с опозданием в полчаса. К нашему удивлению, никто и глазом не моргнул. Все были поглощены разговорами о свиньях.

— Эй, вы! — властно махнул рукой один офицер, подзывая нас. — Случайно не знаете имени свиньи, которая принадлежала Тору, а? Мы заключили по этому поводу небольшое пари. Хотим, чтобы кто-то разрешил наш спор.

Казалось, никто в Париже не знал клички этой свиньи. Я ее до сих пор так и не знаю.

Однажды в Сюрсне [143] Пригород Парижа. — Прим. ред. полицейские вермахта арестовали двух мальчишек за незаконное владение пистолетами. Старшему было пятнадцать лет; младшему — всего тринадцать.

Их приговорили к смерти, но майор Шнайдер то ли из-за необычного гуманизма, то ли из страха перед близким концом войны — не решался привести приговор в исполнение. После нескольких проведенных в нерешительности дней он отправился прямо к самому генералу фон Хольтицу и попросил у него совета.

— Зачем обращаться ко мне? — холодно спросил фон Хольтиц. — Этот вопрос не имеет ни малейшего значения.

— Но ведь они еще дети.

— Им достаточно лет, чтобы знать закон, не так ли?

Майор Шнайдер не мог этого отрицать. На другой день мальчишек казнили на Монт Валерьене [144] Название холма под Парижем, на котором немцы производили расстрелы осужденных. — Прим. ред. .

По казармам быстро разнеслась весть: прибыли гестаповцы. Они были во дворе, на виду у любого мазохиста, который хотел смотреть на них. Длинные черные «мерседесы» стояли у главных ворот между парой астматичных DKW [145] Известная немецкая марка мотоциклов. — Прим. ред. .

Услышали мы эту новость во время завтрака. Малыш тут же одним духом проглотил столько еды, что хватило бы на пять глотков, и побежал прятать три мешочка с золотыми зубами под розами гауптфельдфебеля Гофмана. Поднялась неистовая суета. Мало у кого сохранялся хоть какой-то аппетит. Порта, разумеется, продолжал бесстрастно есть, но Барселона постоянно утверждал, что у этого человека два желудка.

На кухне лихорадочно регулировали весы. Подсобные рабочие-французы исчезли и не появлялись несколько дней.

Майор Хинка благоразумно исчез. Врач, бывший в казармах всего пять минут назад, тоже словно сквозь землю провалился. Видимо, не только мы, простые солдаты, испытывали сильное нежелание встречаться с гестаповцами.

Поступил приказ построиться во дворе.

— Вот оно, — угрюмо пробормотал Хайде. — Что я вам говорил?

Сидевший рядом со мной Грегор потел от страха.

— Как думаешь, что нужно этим скотам?

— Откуда мне знать, черт возьми? — резко ответил я, придя от страха в раздражение.

Гестаповцы пошли в опустевшую столовую. Восемь человек были в привычных кожаных пальто и широкополых шляпах, ставших чуть ли не форменными. Они с важным видом расположились на помосте в конце зала — расселись на стульях под ярко раскрашенными коронами, все еще висевшими на стенах после празднества «Kraft durch Freude» [146] «Сила через радость» (нем.), название немецкой организации, в рамках Германского трудового фронта занимавшейся досугом и отдыхом трудящихся. — Прим. ред. , состоявшегося три дня назад.

Нас вызвали в столовую, и мы стояли в противоположном конце, а гестаповцы разглядывали нас холодными, серыми, немигающими глазами, выискивая лица, которые вызовут у них интерес. Чуть впереди остальных сидел невысокий, крепко сложенный человек с массивным подбородком, глазами навыкате и длинными, как у обезьяны, руками. Посреди зала стоял ряд пустых стульев; они зловеще дожидались первых жертв.

Сидевший впереди поднял графин с водой и отпил несколько глотков. В тишине было слышно бульканье. Потом ободряюще подался вперед и обратился к нам.

— Криминаль-обер-секретер Шлюкбебир. Гестапо.

Последовала краткая пауза, наверняка чтобы дать нашим тупым солдатским мозгам усвоить это сообщение.

— Я здесь, — продолжал с обворожительной улыбкой криминаль-обер-секретер, — как ваш друг. Я здесь для того, чтобы помочь вам. Мы, гестаповцы, такие же люди, как и вы. Вы должны доверять нам и ничего от нас не скрывать. — Улыбка его внезапно исчезла, сменилась выражением ненависти и жестокости. — Бояться нас нужно только тем, у кого нечиста совесть! Только тем, кто нарушил закон, только тем, кто предал свою страну и подвел своего фюрера, нужно ежиться от страха при виде нас!

Снова пауза. Мы оставались бесстрастными. Несколько человек зевнули.

Шлюкбебир позволил жестокой мине постепенно исчезнуть и сменил ее приветливой улыбкой вестфальского крестьянина.