Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание

— Близко! Близко! Ваня Марков улыбнулся:

— Ну, ну, смотри ты! Еще не скоро!

Но земля гудела от канонады. Ночью ее было слышно совсем отчетливо, словно бы за ближним лесом погрохатывал гром. Некоторые партизаны специально не спали ночью, чтоб только услышать эту милую сердцу музыку. Фронт неудержимо надвигался на леса, неся долгожданное освобождение.

Однажды Андреев, Качанов и отделение партизан ходили на Гомельскую железную дорогу и подорвали там эшелон. Возвращаясь в лагерь, пересекли большак и подивились тому, что он был безлюден. Потом углубились в лес и неожиданно на проселочной дороге увидели три танка. Они катились навстречу, лязгая траками и гремя двигателями. Они были еще далековато, за поворотом, поэтому партизаны успели спрятаться за соснами.

— Бить будем? — спросил Мишка, подползая к сержанту.

— Гранаты у всех есть? — в свою очередь обратился к партизанам Андреев. Гранаты были у всех, но ни одной противотанковой. Да еще лимонки, из них и связку не сделаешь.

— И тол весь израсходовали, — пожалел Качанов. Партизан, лежащий рядом, толкнул сержанта в бок:

— Бачь, бачь, командир!

Передний танк вывернулся из-за поворота и сержант увидел на башне звезду.

— Наши!

Мишка тоже заметил и, вскакивая, заорал:

— Урра!

Словно какая-то мощная пружина подняла на ноги партизан и гвардейцев и вынесла их на дорогу. Они встали тесной кучкой, потрясали над головой автоматами и винтовками и кричали ура.

Передний танк остановился, башня медленно повернулась и темное дуло пушки грозно уставилось на партизан. Партизаны перестали кричать, опустили руки. Если они обознались и приняли фашистский танк за свой, то бежать поздно.

Откинулась крышка люка, оттуда высунулась голова танкиста в черном ребристом шлеме. Танкист некоторое время смотрел на присмиревших партизан и спросил на чистейшем русском языке:

— Кто такие?

— Партизаны, — ответил сержант.

Танкист посмотрел вниз и сказал невидимому товарищу:

— Да это ж партизаны, старшина!

И первым выскочил на броню. Подошли два других танка. Там тоже открылись люки и тоже показались головы танкистов в шлемах. С третьего крикнули:

— В чем дело, Веселков?

Веселков, танкист из первой машины, ответил, спрыгивая на землю:

— Партизан встретили!

Через минуту танкисты и партизаны трясли друг другу руки, обнимались, кричали что-то. Мишка Качанов забрался,на первый танк и нырнул без спросу в его утробу, где застал механика-водителя. Они с ним расцеловались. И Мишка долго не хотел вылезать из танка. Танкисты кричали, что готовы взять его с собой.

Наконец, Мишка натешил душу, попрощался с танкистами, как с закадычными друзьями, и всю дорогу до лагеря вздыхал — в танке ему понравилось.

Подходя к лагерю, увидели огромнейший костер. Валежнику в него накидали с целую гору. Могучее пламя выхлестывалось радостно и выше сосен. Никогда раньше такого не бывало. Возле костра, как дикари, прыгали люди. Прыгали и кричали. Потрясали автоматами и винтовками.

— Опоздали мы, сержант, — сказал Мишка. — Хотели принести радость первыми, да не вышло!

У костров вместе с партизанами прыгали и потрясали оружием и бойцы Красной Армии.

Давыдов построил свое возбужденное счастливое войско, произнес короткую речь, поздравил с победой и повел в Брянск.

И тому, что отряд шел в Брянск, пожалуй, больше всего радовался Юра Лукин. Он так и не сказал никому про Олю и лишь по пути в город признался сержанту.

Отряд двигался по железной дороге, двигался открыто, и это было очень непривычно, даже как-то неловко. Перед отступлением немцы покорежили шпалы и через ровные промежутки подорвали рельсы. И так до самого Брянска.

Шли и узнавали места. Вот здесь спустили эшелон — металлические остовы вагонов и сейчас свидетельствовали об этом. Там попали в засаду. Вон из того леска вели наблюдение. Все это еще было живо в памяти, волновало, но стало уже историей. Недавней, свежей, но уже историей. То была дорога горячих воспоминаний и жгучей боли.

Остановились в Брянске-втором, возле мясокомбината. Андреев приложил все усилия, чтобы помочь Лукину разыскать Олю. Щуко не было в живых. Партизан, которые тогда ходили вместе, Лукин не запомнил, а те, которых запомнил, как и Щуко, не вернулись с железнодорожного переезда. Старик был на Большой земле и неизвестно, в каком госпитале.

Позвали на помощь Федю-разведчика. Андреев спросил Лукина:

— Как, говоришь, называл того врача Старик?

— Николаем Петровичем, по-моему.

Федя вздохнул:

— Николаем Павловичем. Нет его. Немцы перед освобождением города схватили его и увезли неведомо куда.

Лукин был в отчаянье. Григорий всячески старался ему помочь:

— Еще была там старушка-врач, — не терял надежды Андреев, посматривая на Федю-разведчика: может, он ухватится за эту ниточку?

— Как ее звали?

Андреев повернулся к Лукину. Но Юра беспомощно пожал плечами. Откуда ему знать, как звали ту старуху?

— Ну, а сам не помнишь, с какой стороны заходили в Брянск?

Лукин вздохнул — не помнил. Стали соображать, с какой же? И выходило, что с восточной.

— Ладно, — пообещал Сташевский, — я ребят из группы Старика знаю, поговорю с ними.

И там объявился один, который ходил тогда провожать Олю. Юра Лукин вместе с тем партизаном поспешил в дом, в котором осталась Оля на попечении старушки-врача. Вернулся невеселый. Оля, чуть поправилась, отправилась в свою деревню. Но хорошо уже то, что догадалась оставить на всякий случай свой адрес.

— Чудак! — успокоил его сержант. — Главное, адрес в кармане — остальное потом.

Но Лукин так настроился на встречу с Олей, что неудача обескуражила его, и никакие утешения до него не доходили.

Через несколько дней отряд посадили на автомашины и перебросили в Орел, и там он участвовал в параде партизанских отрядов всех Брянских лесов. Главная площадь города, которая была окружена полуразрушенными мрачными зданиями, была до отказа набита партизанами. Играл духовой оркестр, произносились речи, над головами с гулом проносились самолеты. На одном из заходов самолеты выбросили маленькие игрушечные парашютики, и они покрыли небо, как крупные хлопья снега. Партизаны восторженно приветствовали летчиков, потрясали оружием и ловили падающие парашютики. Молодцы летчики — они напомнили партизанам ночи у лесных аэродромных костров и ожидание самолетов с Большой земли.

После парада гвардейцев вызвал Давыдов. Лейтенант выстроил своих орлов во дворе штаба и поджидал, когда выйдет комбриг. Вот он появился, большой, радостный, и Васенев четко отрапортовал ему. Давыдов внимательно и с любопытством оглядел каждого, будто впервые с ними встретился.