Франсиско Мероньо - И снова в бой

— Как и у всех других, — ответил тот, немного удивленный вопросом.

— А у меня?

— Та же норма!

— Тогда почему такая разница в порциях? Сравни-ка сам!

— Извините, товарищ майор. Здесь, наверное, ошибка!

— Чтобы таких ошибок больше не было!

Официантка, несмотря на наши протесты, забрала тарелки и принесла другие, с новыми порциями.

После ужина мы обычно гуляем по единственной в деревне Бориково улице. Принарядившиеся девушки собираются здесь после трудового дня потанцевать и попеть под гармошку или гитару. Гитара здесь не меньше в ходу, чем в Испании. Некоторые думают, будто каждый испанец играет на гитаре, и когда мы признаемся в своем неумении, все очень удивляются. Мы поем испанские песни. Девушки танцуют русские танцы, а мы с Бельтраном показываем им румбу. Успех у зрителей превосходит все наши ожидания…

Вечером, когда есть время, мне нравится иногда побродить одному, послушать тишину… Люблю я и солнечные дни, когда взлетное поле сверкает цветами, а со стороны леса ветер доносит аромат хвои.

Вот и еще одно утро. Мы с капитаном Ампилоговым совершаем показательные полеты: он — на «миге», я — на И-16. Теперь на И-16 установлен более мощный мотор, 20-миллиметровая пушка, два 12-миллиметровых пулемета; в Испании на нем было четыре 7,6-миллиметровых пулемета. Против немецких бронированных машин их было явно недостаточно. Помню, в Испании над городом Таррагона несколько наших истребителей настигли «Хейнкель-111». С трудом посадили его на свою территорию. На земле насчитали много попаданий в самолет, но ни одна пуля не пробила броню.

Теперь передо мною стояла другая задача: я хотел доказать капитану Ампилогову, что «миг» слишком тяжел для истребителя, что его лучше использовать как штурмовик. Договорились, что на высоте от пяти до семи тысяч метров Ампилогов нападает на меня, а я на него — на высоте от трех до четырех тысяч метров.

После полета убеждаюсь, что модернизированная «моска» хороша и на больших высотах. Моторы у обоих самолетов почти одинаковы по мощности, только «миг» намного больше.

На аэродроме Бориково после нас приземляется У-2. Генерал-лейтенант Торопчин интересуется:

— Кто летал сейчас на этих самолетах?

— На И-16 — Мероньо, на «миге» — я, — отвечает капитан Ампилогов.

— А! Ясно. И кто же выиграл бой? Капитан Ампилогов дипломатично избегает прямого ответа. Генерал все понимает и меняет тему разговора.

— Нужно организовать курсы по тактике боя и передать ваш опыт молодым пилотам. — И, повернувшись к испанцам, генерал спрашивает: — Сколько у вас было боевых встреч в воздухе с врагом — там, в Испании?

— У некоторых больше ста!

— А у Бельтрана?

— Тоже около этого.

— А сбитых самолетов?

— Около двадцати! Чего нам сейчас не хватает, так это самолетов! Немцы над нашими головами летают, а мы ничего не можем сделать!

— Скоро, скоро будут самолеты! А пока нужно учиться, и днем и ночью! Халютин, ты меня слышишь? Подготовь занятия по тактике боя. Я сообщу, когда буду свободен. Хочу сам на них присутствовать. Пусть Мероньо и Бельтран подготовятся, у них есть опыт. А Бланко? Как у него дела?

— Бланко летал в Испании штурманом на бомбардировщиках, на истребителе летает пока немного.

— Значит, договорились? Я вам позвоню, — говорит генерал, садясь в кабину У-2.

— Слышал? — кивает мне Бельтран. — Это похуже, чем встретиться в небе с «мессерами»!

— И все-таки придется готовиться! Ведь если Торопчин сказал, — значит, так и будет… А? Доклад-то мы приготовим, а вот слов у нас не хватит, чтобы изложить его по-русски. Это тебе не слово «парикмахерская»!

— Будем считать это приказом и выполним его!

— Знаешь что?

— Что?

— Купим самогонки и перед докладом хватим для храбрости.

— Давай! Только никому об этом не говори!

В тот же день к вечеру мы с Бельтраном вылетели на патрулирование: он — на И-16, я — на «миге». Два раза поднимались в воздух по тревоге, по «юнкерсов» не обнаружили. Вероятно потому, что они летали на высоте семь тысяч метров. Кроме того, они летали, резко меняя курс и высоту, и наши посты наблюдения не успевали сообщать данные об этих изменениях. Немца ищешь в одном месте, а он уже в другом. В первом полете Бланко передал мне: «Воздух! Квадрат двадцать восемь, высота четыре тысячи метров, курс сто восемьдесят градусов!» Другими словами, немец шел от Серпухова к Туле. Я набирал высоту в пять тысяч метров и ждал врага, намереваясь столкнуться с ним нос к носу. Я так уверовал в нашу встречу, что снял пулеметы с предохранителей. Однако время шло, а кругом — лишь чистое небо. Куда же девался фашист? Наконец в направлении Калуги я заметил его почти на две тысячи метров ниже себя. Меня взяла такая злость, что я по радио начал ругать Бланко по-испански: «Не сочиняй, старик! Посмотри на небо и увидишь, на какой высоте и каким курсом идет фашист!..» Бланко мне не ответил.

После приземления ко мне подошел комиссар и очень серьезно спросил:

— Это ты говорил по-испански по радио во время полета?

— Да, — ответил я и объяснил, как все произошло.

— Правда, немцы уже знают, что в наших рядах сражаются испанские летчики… Мы как-то перехватили их разговор по радио.

— Может, и к лучшему… Завтра в полете будем называть друг друга по имени. Пусть знают, с кем они еще могут встретиться в воздухе. У нас с ними давние счеты…

Я и Бельтран сходили в деревню и купили бутылку мутной, пахнущей дымом жидкости.

— Заверни в газету, — посоветовал я Бельтрану. Он бережно, будто какую-то реликвию, завернул бутылку самогона.

— Может, попробуем по глоточку? — предложил он.

— Нет, что ты! Будем хранить как средство для поднятия духа. Оставим на крайний случай. — И, забрав бутылку у Бельтрана, я спрятал ее подальше, чтобы никто об этом не знал.

Проходили дни, а Торопчин не давал о себе знать, будто совсем забыл о занятиях. Бельтран несколько раз предлагал ликвидировать содержимое спрятанной бутылки, но я был тверд.

И вот в один из дней тренировочных полетов, когда мы меньше всего ожидали, появился У-2 с генерал-лейтенантом.

— Как, подготовились? — спросил нас Торопчин в штабной землянке.

— Да, товарищ генерал! Мы давно готовы!

— Ладно, собирайте личный состав!

Бельтран подмигнул мне, напоминая о бутылке. Для храбрости, мол…

Мы направились к выходу, но Торопчин остановил нас:

— Нет необходимости делать это вам. Пусть дежурный всех оповестит.

Ничего не оставалось делать, как повиноваться. Что ж, будем выступать без самогона… И получилось не так уж плохо: помогали себе жестами, и слушатели нас понимали.

Генерал остался доволен нашими выступлениями и, прощаясь, крикнул из кабины самолета:

— Через несколько дней опять прилечу!