Александр Сердюк - Визит в абвер

Бесила его медлительность, с какою эти парни рыли окопы, однако главным, что определяло поведение Янушко и сейчас, и прежде, было его желание выслужиться перед шефом. Гауптман, как ему казалось, затем и пристроился на пне, чтобы иметь возможность наблюдать его в работе.

Но Шустер слишком хорошо знал своего адъютанта. Он не сомневался, что к вечеру холм будет опоясан траншеей и окопами если не полного профиля, то достаточно глубокими, чтобы надежно держать оборону. Поэтому все его мысли были лишь о том, как лучше выполнить первое задание шефа. Он прикидывал и так и эдак и в общем-то выходило, что операция должна получиться. Надо, пожалуй, звать Трыньку и ставить ему задачу.

— Слушаюсь, господин гауптман! — Трынька вытянулся в струнку и хотел было взять под козырек, но вовремя спохватился: стоял без головного убора.

— Кого возьмете с собой? Я имею в виду русских, своих назову сам… Чтоб с полной гарантией. Без сюрпризов…

Шустер нахмурился, замолчал. Ему вспомнился тот, хотя и единственный за всю дорогу, но очень неприятный случай со старостой… Пошел мужичок добровольно, слезно умолял не оставлять на произвол судьбы. Боялся, что Советы не простят ему грехов, ведь чего только и не было. Так рассуждал староста поначалу. А когда миновали Дубки, заметно сник, стал по сторонам глазами шарить. Первым заметил неладное Трынька и без особых усилий сообразил, отчего это у мужичка глазки бегают. Ну и, понятное дело, шепнул Шустеру. За старостой стали присматривать, а тот, видно, не почувствовал, что взят на прицел, и среди ночи шуганул в кусты. Погулять по лесу ему, конечно, не дали. Сам Трынька, как бывшее районное начальство, исполнил приговор, вынесенный гауптманом: трижды пырнул штыком в грудь и старосты как и не существовало. На скорую руку вырыли под сосной яму, тесноватую, правда, кое-как впихнули в нее грузное рыхлое тело и забросали сверху всяким лесным мусором… Вот это и вспомнил сейчас гауптман.

— Так с кем отправитесь надело? — повторил вопрос Шустер.

Трынька за это время успел перебрать в голове своих полицаев и потому был готов к ответу.

— Дуже добре конвой укомплектую… Лишних мени не треба, оце тилько обуза. А як взять два раза по два, то получится четыре. Ото и достаточно. Один шагае спереди, як направляющий, по одному справа и слева, и ще один сзади, замыкающий. Сзади пойду сам, щоб мени всих держать перед очами, — в этом месте гауптман одобрительно кивнул головой. — Хлопцы на такое дело имеются. Брать краше тех, у кого рыло здорово в пушку…

— Рыло? — переспросил гауптман, подняв на Трыньку удивленные глаза.

— Морда значит… У мужиков…

— Ну а пушок?

— Поговорка есть така… Рыльце в пушку — значит виноват. Дуже виноват…

— Итак, кого возьмете?

— Рябцова Ивана… Позвольте напомнить: на его счету семь партизан.

— Знаю. Еще кого?

— Малахова Сергея… Связную партизан собственноручно изничтожил…

— Глуповат… Зачем было? Она бы моим солдатам в живом виде понадобилась.

— Может, и глуповат… По молодости… Но дуже храбрый.

— Ладно, берите. Еще?

— Уханов…

— Новичок?

— Це так… Парень с хутора Дубки, помните? Опорный пункт, где ночевали. Его сам папаша нам навязал. Дед тот — злющий и хитрющий. Дуже щедро угощал нас. И первача поставил.

— Папаша — человек понятный…

— Та вы не сомневайтесь, яблочко от яблони далеко не падае.

— Может, и гак, но пороха еще не нюхал. На что он вам?

— Машиной управляет добре. Шофер высокого класса.

— Ладно… Под вашу ответственность.

— Покорно слушаюсь!

— Сами-то как? Русские, кажется, говорят: на других надейся, а сам не плошай.

— Трыньке теперь хвостом вилять поздно…

— Бегут не некоторые. Верят, что повинную голову меч не сечет.

— Мою отсечет, господин гауптман, я знаю.

Тут Трынька запнулся и, беззвучно пошевелив обветренными губами, покорно поднял на гауптмана глаза.

В путь выступили с восходом солнца. Через болото перебрались по старой подзатопленной кладке, обнаруженной при рекогносцировке местности. Как только почувствовал и под ногами твердую почву, Трынька приказал прибавить шагу: до шоссе следовало добраться к полудню. Далеко не каждый шофер в прифронтовой полосе рискнет к ночи взять попутчиков. Вот и проголосуешь на обочине до следующего рассвета. А операцию надо провернуть в течение одной ночи, чтобы еще затемно выбраться из города.

Машины в этот день шли редко и все больше легковые. Нужен был грузовик. Но кузова «студебеккеров», прогромыхавших мимо дежурившего у шоссе Трыньки, были накрыты брезентами, под ними было что-то громоздкое и тяжелое. Вслед за «студебеккерами» с ветерком пронеслась полуторка. Увидев на ее бортах красные флажки, Трынька не стал голосовать: эту все равно не остановишь. Шофер только покрутит у виска пальцем: дескать, в своем ли уме, не видишь, с каким грузом иду?…

Подумав, Трынька вывел «пленных» на шоссе и дал команду на движение. Он решил не сворачивать на обочину, чтобы водитель заранее видел, кто и зачем останавливает. И, действительно, следующая полуторка, едва он поднял руку, сбавила скорость и, словно приглядываясь к этому странному шествию, еще какое-то время медленно катилась, пока не взвизгнули тормоза. Правая дверца кабины тут же распахнулась, и, высунув наружу коротко стриженную голову и крутые, округлые плечи, сержант с погонами инженерных войск окликнул:

— Эй, кто у вас старший? Давай, да поживее…

Трынька прибавил шагу, затем побежал, опасаясь упустить эту, пока еще единственную возможность. Попутно заглянул в кузов и, никого там не заметив, подумал, что лучшей оказии и желать нечего.

— Что это у тебя за армия? — встретил его усмешкой сержант, для порядка застегивая воротничок гимнастерки.

— Та ото ж сам бачишь, — начал по-простецки Трынька, не успев отдышаться. — Поймали в районе… С парашютами сиганули. Прошлой ночью… Ну, доставили их местной власти, она побалакала трошки, потому как на больше слов не хватило. Языка того у нас нихто не знае. Но главное все-таки зразумилы: оци ночные птахи наверняка шпионы. Натуральные… Ну, тут мне, как командиру истребительного отряда, приказ: возглавить конвой и — в Молодечно.

— А что ж это вы так, пехтурой?

— Та яки ж теперь в районе машины! Все для фронта, все для победы… Сам знаешь.

— Ну а в Молодечно, там-то к кому?

— Наказали передать военным… Какому-нибудь штабу. Армейскому або даже выше… Советовали спрашивать разведку…

Сержант прикинул что-то в уме, внимательно оглядел конвой, уже поровнявшийся с машиной, коротко бросил:

— Давай, грузись!… Какой-нибудь штаб да найдем…

Трынька первым вскочил в кузов. К своему неудовольствию теперь он увидел солдата, лежавшего на свежескошенном сене. Тот спросонку протер глаза, привстал, поправляя на груди автомат, и, стряхнув с брюк прилипшие травинки, облокотился о кабину, не без любопытства разглядывая неожиданных пассажиров.