Александр Косарев - Картонные звезды

— Домой, домой, скорей идем домой, — радостно пел я, бодро труся к своей землянке.

Потом остановился и рассмеялся сам над собой: «Какой еще дом? О чем я? В лучшем случае, меня ожидали лишь новые скитания, грязь и голод. Так что же я так веселюсь? Ясно, что окажешься в привычной обстановке, друзей своих скоро увидишь, вот ты и радуешься».

Сборы не заняли у меня много времени. Все мое скудное имущество вполне уместилось в сумке Юджина, и я, застегнув ее удобные никелированные замочки, прилег на топчан.

Я рассчитывал полежать лишь четверть часа, но в землянке было относительно прохладно, и вскоре сон сморил меня. Но мне по-прежнему казалось, что я не сплю, а жду, когда меня позовут на выход. И кажется мне, вроде бы открывается дверь землянки и в проем протискивается лейтенант Стулов. Он весь в бинтах, в правой руке у него зажат мой «ТТ» с откинутой назад ствольной коробкой и вид у него испуганный и возбужденный. Я поднимаюсь к нему навстречу с вопросом, где он был столько времени и почему так долго меня отсюда не забирал. Но тот, не обращая на меня внимания, начинает торопливо забираться под стоящую в углу кровать с криками о том, что надо спасаться от того, кто снаружи. «Кто же такой страшный может быть там?» — недоумеваю я и направляюсь к двери, чтобы выяснить причину его тревоги, и действительно слышу снаружи мощные шаги. Шаги столь громкие и сокрушительные, что до меня тут же доходит, что так громко топать может лишь великан! Он неумолимо приближается все ближе и ближе, и я ощущаю, что начинают дрожать стены и трещать стропила. Ледяная волна страха пронизывает все мое существо и я… открываю глаза. Секундное облегчение, и вдруг землянка на самом деле вздрагивает всем своим каркасом. Жалобный скрип бамбуковых стволов над головой и грохот близкого разрыва заставляет мое тело кубарем скатиться с топчана еще до того, как я соображаю, что нас в очередной раз бомбят.

— Ах, мать твою так! — хватаю я заранее собранную сумку и вылетаю через волшебным образом распахнувшуюся дверь.

Ханой. (ТАСС) Варварские бомбардировки продолжаются

С 1-го по 20-е самолеты американских агрессоров совершили около 100 налетов на населенные пункты в провинции Нгеан. В результате бомбардировок убито и ранено около 80-ти мирных жителей. Подверглись бомбардировкам населенные пункты: Намдан, Нхилок и др.

Бамц! — страшный удар взрывной волны сбивает меня с ног, и я кубарем отлетаю в сторону, едва не теряя при этом свою драгоценную ношу. Бамц, Бамц, Бр-рамцц, — не менее чем полутонные бомбы щедро валятся на лес со скрытых непроницаемыми древесными кронами небес, словно перезрелые яблоки во время грозы. В воздухе дико носятся дымящиеся обломки сучьев, и удушливый запах сгоревшего тротила забивает горло. Словно ошалевший от охотничьего гона заяц, опрометью улепетываю в лес.

Все, кто когда-нибудь бывал под бомбами, меня прекрасно поймут. Единственное, что я не забываю сделать в этом аду, так это крепко прижать к груди драгоценную сумку. Но далеко мне убежать не удается. Сокрушительный удар швыряет меня на толстое дерево, и я, ласточкой пролетев сквозь путаницу ветвей, грузно стукаюсь об него плечом. Под звонкий хруст моих бедных косточек, обмякшим манекеном сползаю на узловатые корни. К счастью, сознания я не потерял, и лишь слегка притупился отбитый ударной волной слух. Так что падение очередной бомбы воспринималось мною теперь словно бы через толстую подушку. Едва лишь я осознал, что легко отделался, как тут же задался вопросом по поводу того, что же вызвало столь сокрушительный налет на, казалось бы, идеально замаскированный лагерь.

— Да ты же сам, дружочек, и виноват, — ответило мне второе «я» без малейшего промедления. — Зачем ты сообщил Пал Палычу частоты, на которых обычно работал Камо?

Ведь местные радисты после этого наверняка полдня пытались связаться на них с Ворониным, полагая, что те все еще используют их для связи с центром. А ведь американцы в это время были абсолютно не в курсе всех наших приключений и трудностей. Но они же слышат, что зловредный передатчик вновь ожил, и, естественно, поспешили с ним разобраться.

Я неуклюже повернулся на бок, и тут мой взгляд случайно упал на лежащую рядом сумку.

Юджин! Мой основной и единственный носитель секретов! Да жив ли он еще?

Подхватив свою ношу, я, постанывая от тупой боли, медленно разливающейся по груди, поволокся обратно к покинутому лагерю. Следовало спешить.

Я шел по разоренному оврагу и удивлялся. Весь столь любовно устроенный поселочек выглядел как после землетрясения. Бамбуковый навес был разметан в щепки, и как минимум, половина жилых землянок совершенно обрушилась. К моему удивлению, не было видно ни одного убитого или раненого. Видимо, все же был дан какой-то сигнал или предупреждение, но в тот момент, когда он звучал, я беспробудно спал и видел дурацкие сны про сказочного великана. Вот госпитальная палата. Здесь разрушения особенно сильны. Прямоугольный некогда вход осел, и вместо него видна только бесформенная узкая щель. Две совершенно незамысловатые мысли одновременно и яростно раздирают мой мозг. «Если лезть, то, значит, непременно придется рисковать, как минимум, своей жизнью», — кричит мне некто заботливый в одно ухо. И слыша это предупреждение, мое бренное тело подает решительную команду «Не лезть!». «Вперед, рядовой!» — в ту же самую секунду (но только в другое ухо) кричит находящийся в десяти тысячах километрах от меня полковник Карелов.

Мое израненное тело для него ничего не значит. Ибо смысл жизни любого рядового Советской Армии состоит лишь в исполнении приказов вышестоящего начальника, или, на худой конец, в образцовом выполнении воинского долга. А поскольку долг мой повелевал немедленно и быстро вызволить из завала пленного американца, или сделать попытку это сделать, я, более не колеблясь и секунды, бросаюсь к развалинам госпитального входа. Плюхаюсь на колени и засовываю голову внутрь. Темно, хоть глаз коли. Выныриваю обратно и судорожно ищу вокруг себя хоть что-то горючее.

Кусок рваной газеты, тряпочка и щепка мигом превращаются в небольшой факел, с которым я возвращаюсь в полузаваленный проход. В толще земли разрушения менее катастрофичны, и мне удается даже приподняться на четвереньки. Отодвигая выпавшие из креплений стропила, торопливо продвигаюсь во вторую палату слева, поскольку именно в ней содержался американец. Самодельный светильник еле теплится, и я не обращаю внимания на какое-то шевеление на койке справа. Кто бы там ни был, но помощи от меня он не дождется. Мой «клиент» лежит на левой койке, и только он обречен на принудительное спасение. Ага, вот и он. В колеблющемся свете видны лишь расширенные зрачки явно ничего не понимающего Юджина.