Олег Татарченков - Группа сопровождения

Генерал, единственный из присутствующих сидящий в президиуме, за столом на небольшой сцене, в свою очередь, краток. Сказал лишь, что группа сопровождения должна вернуться обратно в том же составе, что и сейчас.

От этой речи у Игоря по лопаткам протянуло сквозняком.

За стенами актового зала последовало короткое знакомство с четырьмя товарищами по группе: Вадимом, усатым капитаном из Архангельска; Саней, коренастым старшиной из Сыктывкара; и двумя сержантами — белобрысым усатым постовиком из Данилова, Володей и — совсем молодым, чернявым, в берете морской пехоты, Валерой из родного Ярославля. «В дороге познакомимся плотнее», — заметил старший группы, капитан, когда все пятеро вышли из управления и сгрудились на трамвайном кольце недалеко от вокзала Ярославль-Главный.

И они разбежались в разные стороны. Приезжие — по магазинам, докупать мелочи в дорогу, Игорь и Валера, которого журналист за глаза назвал «морпехом» — по домам.

Если быть точным, домой Игорь придет поздно. И изрядно навеселе. И тут же закроется в своей комнате, чтобы не встречаться с хмурым взглядом отца и — полным надежды взором матери, до последнего момента надеявшейся, что их непутевый сын откажется от очередной своей сумасшедшей затеи…

…А через несколько часов будет ночной проходящий на Москву, в который они станут грузиться на промозглой платформе. Необъятные сумки из плотной синей ткани, в которых лязгали консервы, каски, бронежилеты и упакованные в брезентовые чехлы автоматы АКСу, заволакивались в тамбур под удивленным взглядом проводницы: весной 93-го российская железная дорога еще не привыкла к отправкам на Кавказ…

Потом было отдельное купе, в котором молча сидели все пятеро, старавшиеся, как по команде, не дышать друг на друга…

В Москве на перроне их встретили двое офицеров из МВД. Пустая платформа и первые лучи солнца в прозрачном еще, не загазованном воздухе столицы. Короткие и крепкие рукопожатия, обмен фразами и — почти бегом к подъезду линейного отделения Ярославского вокзала, где их ждали машины.

Уже позже отправки в Чечню перестанут быть делом секретным. Милицейские отряды станут провожать на Кавказ под оркестр и отчеты прессы, на слезы провожающих и на радость разведке сепаратистов. Но это будет позже, когда война на юге России растечется на десятилетия и станет делом привычным и обычным. В 1993-м из Северного УВД на транспорте группу сопровождения отправляли как на секретную операцию.

…Пара «жигулей» пятой модели пронеслась по непроснувшейся столице в Домодедово. Стремительная регистрация билетов без досмотра груза, нырок к трапу через спецвход аэропорта. Засовывание сумок с оружием под ноги под любопытными взглядами пассажиров…

…- Ну, вот теперь можно и расслабиться, — довольно проговорил Валера — морпех, довольно вытягивающий ноги из кресла напротив через проход.

Уфимцев кивнул: шум двигателей и синтетическая белизна салона Ту — успокаивала.

Игорь не боялся летать. Возможно, сыграло то обстоятельство, что к самолетам он привык с раннего детства. Его родной город, расположенный в предгорьях Урала, на две тысячи километров отстоял от родины матери в Ивановской области. Это было двое суток пути поездом. И родители решили, что это бесчеловечно — везти четырехлетнего ребенка двое суток в продуваемых купе.

Вместо этого они загрузили его на два с лишним часа в четырехмоторный Як-40. В самолетик с куцым салоном, узеньким проходом и маленькими креслицами, в которых мог уютно чувствовать лишь четырехлетний мальчишка, сразу же влюбившийся в тяжелые алюминиевые замки на ремнях безопасности. Ими можно было «солидно» щелкать во время полета. Более того, они принадлежали другому миру, они были НАСТОЯЩИМИ. Ради этого всего, ради полета в НАСТОЯЩЕМ самолете можно было пережить даже воздушные ямы, в которых то и дело проваливался ЯК.

От них пронзительно болели уши. И не спасали дурацкие «аэрофлотовские» «сосалки» в липких сине-бордовых фантиках с расплывчатым контуром самолета, которые виртуозно разносили на маленьких подносиках тетеньки-стюардессы. Ради полета можно было простить и холодный «отстойник» для пассажиров с асфальтированным почему-то полом, без кресел и лавок, где он не по часу просиживал с родителями на чемоданах в ожидании «погоды» над затянутым пургою аэропортом.

За самолет можно было простить все.

И он вспоминал, с какой жадностью тянул за рукав отца, едва в запыленном троллейбусном окне на секунду мелькал малюсенький задний дворик мастерских авиационного института, в котором стоял, хищно вытянув комариный нос СУ-15. А как Игорь завидовал Сашке с пятого этажа из четвертого подъезда, у которого на полировке телевизора «Чайка» стояла НАСТОЯЩАЯ модель белого вертолета Ми-6, подаренная ему отцом-летчиком, летавшим где-то за Полярным кругом…

Может, ему нужно было стать летчиком? Уже позже он узнает, что в авиаторы берут только со стопроцентным зрением, и его две диоптрии правого глаза, не дотягивающего до «единицы», закроют детскую мечту. Но он до десятого класса будет бегать на все авиационные праздники, полной грудью вдыхая ни с чем не сравнимый запах керосина и горячего алюминия обшивки. На всю жизнь Уфимцев так и не научится боятся высоты и втянет в кровь будоражащий нервы креозотовый запах дальних поездов и продуваемые всеми ветрами взлетно-посадочные полосы таких же далеких аэропортов.

Может, поэтому его все время тянет куда-то?

Полтора часа полета пронеслись мгновенно. И когда «тушка» сделала крутой вираж, снижаясь и заходя на глиссаду, Уфимцев перегнулся через колени капитана Вадима, сидящего рядом, и завис над иллюминатором. Упираясь лбом в холодное, толстое и выпуклое стекло, продернутое седой паутиной изморози, он успел рассмотреть сквозь пелену облаков черноту Кавказских гор и свинцовую кромку Черного моря. Горы оказались не такими уж красивыми, какими он их себе представлял, да и море не внушало романтических чувств. Далее где-то сбоку мелькнуло большое серое пятно большого города. Самолет вновь сделал вираж и неприглядную картинку под крылом заволокло пухлой ватой облаков.

На земле было не лучше.

Придавленный низким серым небом аэропорт, затыкающий рот, рвущий одежду ветер и никаких признаков человеческого жилья. Бабий отчаянный крик у трапа: толпа женщин в черном встречала ящик гроба, спускаемый из багажного отделения самолета. Вопли на гортанном языке уроженцев гор были понятны без перевода. Как понятны похоронные причитания матерей и сестер всего мира: «На кого ты нас покинул?!»

«Еще один джигит не поймал свою московскую птицу счастья», — мелькнуло в голове Уфимцева.