Ежи Климковский - «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

Из того же протокола я узнал, что Сталин обвинял Кота в подрыве репутации Советского Союза постоянными жалобами на Советское правительство иностранным дипломатам, особенно англичанам.

Следует подчеркнуть, что при составлении протокола Андерс интерпретировал его содержание так, как это было ему нужно. Точного двухстороннего протокола не имелось. Окулицкий по ходу беседы делал заметки, по которым затем и составлялся «протокол». Когда я перепечатывал этот протокол, Андерс произвольно изменял смысл высказываний обеих сторон. Когда Окулицкий замечал, что у него записано иначе, Андерс фыркал на него и говорил, что в новой формулировке будет лучше звучать. В итоге в документ включался текст, угодный Андерсу [64] Как помнит читатель, точно так же в свое время поступал командир Подхалянской бригады генерал Шишко-Богуш, во время войны во Франции издававший приказы своим подразделениям задним числом. По всей видимости, мы имеем дело с характерной особенностью ведения польского делопроизводства. (Прим. ред.) .

Не было подлинного протокола и декабрьских переговоров Сикорского в Кремле. Тексты бесед воспроизводились по записям, которые делал Андерс. Переговоры происходили 3 декабря, а Андерс занялся обработкой своих записей 6 декабря и лишь несколько дней спустя продиктовал их мне на машинку, причем попутно менял в ряде случаев содержание, руководствуясь лишь субъективным толкованием имевшегося текста. Этого протокола Сикорский никогда не видел и не утверждал; точно так же упомянутый документ не был утвержден и советской стороной [65] Справедливость слов Климковского подтверждается элементарным сличением записи встречи, опубликованной в воспоминаниях Андерса, с советской записью, хранящейся в Архиве внешней политики РФ (опубликована в журнале «Международная жизнь», 1990, № 12). В запись Андерса внесены изменения, искажающие весь смысл беседы. (Прим. ред.) .

И декабрьский, и мартовский протоколы были еще раз переделаны в 1943 году, уже после смерти Сикорского, исключительно ради приведения их в полное соответствие с тогдашним планом Андерса.

Андерс был весьма доволен достигнутыми в Москве результатами, ибо его планы, связанные с выводом Польской армии из Советского Союза, приобретали реальные очертания.

Советские власти немедленно выделили подвижной состав и дали распоряжение о подаче его к станциям погрузки войск.

На обратном пути в Янги-Юль Андерс уже по собственной инициативе остановился в Куйбышеве, чтобы обо всем доложить Коту и похвалиться своими успехами. Кот был очень доволен предстоящей эвакуацией.

Настроение в посольстве было неважное. Чувствовалось какое-то паническое состояние, чего-то ожидали, чего-то опасались, но чего — никто не знал. Царила своеобразная атмосфера «дипломатических интриг», сочетавшаяся со всеобщей распущенностью нравов. И все это происходило под покровительством Кота, о чем убедительно может свидетельствовать следующий пример.

Однажды не кто иной, как сам Кот, решил выдать одну из своих фавориток, г-жу Я., замуж за советника посольства г-на Т. Когда дело дошло уже до венчания «новобрачных», случилось довольно скандальное происшествие, весьма характерное для существовавших в посольстве отношений. Все гости уже собрались перед специально оборудованным в салоне профессора алтарем, как вдруг пропала невеста. Гостям и ксендзу Кухарскому, облаченному для богослужения, оставалось только ждать. Поскольку прошло порядочно времени, невеста не появлялась, начали ее искать в комнатах посольства, где она жила. Но «виновницы торжества» нигде не было. Заодно обнаружилось, что исчез куда-то и Андерс. Прошло уже более часа, когда вдруг открылась дверь комнаты финансового советника (туда никто из искавших невесту не заглядывал, так как там находилась касса и дверь была заперта на ключ) и оттуда вышла невеста в измятом платье, с растрепанными волосами и пылающими щеками. Через минуту появился генерал. Все присутствующие рассмеялись и стали отпускать двусмысленные остроты в адрес жениха.

Однако это скандальное происшествие не помешало ксендзу Кухарскому совершить обряд бракосочетания, господину советнику — сделать вид, что все в порядке и что он ничего не заметил. Кот тоже очень смеялся по поводу случившегося, а в речи, обращенной к новобрачным, желал им долгой и счастливой семейной жизни.

Вся сцена, будто целиком взятая из какого-нибудь французского фарса, была типичной для нравов, процветавших в нашем посольстве в Куйбышеве.

Возвращаясь к особе профессора Кота, хочу отметить, что он действительно жаловался на советские власти, которые якобы мало ему помогали. В посольстве знали, что по многим вопросам он обращался к посредничеству англичан, ссылаясь на неприязнь советской стороны. Он считал, что нужного можно добиться не путем соглашений, а лишь путем «нажима». Наиболее часто трудности возникали в связи с изданием газеты посольства, с общественной опекой и особенно с представительствами посольства на периферии. Их было очень много, и каждое имело весьма многочисленный персонал, и жалобы общественности на их работу, особенно после отъезда председателя Щирека, все учащались. Советская сторона не соглашалась на такой большой штат в представительствах, и на этой почве возникали все новые недоразумения.

Следовательно, напряженными, а в последнее время даже откровенно плохими были взаимоотношения не только командования Польской армии с советскими военными учреждениями, но и посольства с Советским правительством.

Получив разрешение на частичный вывод армии, Андерс стал опасаться, что, во-первых, она в итоге окажется раздробленной и сможет выскользнуть из-под его руководства, и что, во-вторых, части, оставшиеся в Советском Союзе, будут посланы на фронт. Все эти вопросы Андерс готовил в связи с намечавшимся выездом в Лондон и обсуждал с Котом. Посол поддержал Андерса и в отношении его выезда, и в политических вопросах, пообещав оказать помощь в случае, если проект генерала натолкнется на возражения. По этому поводу он так писал генералу Богушу 30 апреля 1942 года: «В отношении того, чтобы Андерс продолжал командовать частями, выводимыми за пределы СССР, я послал правительству весьма положительное заключение, так как считаю, что это усилило бы авторитет командования и очень облегчило бы вопрос сношений…»

Между прочим, Андерс через посредство посольства перевел в Лондон деньги на свой личный счет. Наряду с этим он готовил материал, который мог ему понадобиться для подкрепления в ходе предстоявших в Лондоне дискуссий вокруг требования полной эвакуации из Советского Союза при одновременном сохранении своей роли командующего всеми войсками.