Михаил Одинцов - Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

— Товарищ командир, я же рядовой. Рядовым и пойду.

— Приказ есть приказ. Наверное, не одни же мы в это время пойдем. А тебя посылаем специально: район этот тебе хорошо знаком, и опыт есть. Этим полетом экзамен на выдвижение держать будешь.

— Понятно… В паре Борубай, а остальных назначайте сами. Только машины надо бы со стрелками.

— Дадим.

Пока собирали летчиков, Матвей успел загнать свое волнение, вызванное безнадежностью задания, далеко внутрь.

«Сейчас самое главное — не показать личное сомнение в благополучном исходе полета. Если пилоты увидят на лице командира страх или растерянность, то «труба», в бою могут и не подчиниться, начнут действовать каждый по своему разумению. Тогда конец…»

Шесть больших и столько же маленьких самолетов дружно гудели над землей. Крылатые машины не волновались: железо и дерево бездушно. Люди же в самолетах, оставшись наедине со своими мыслями, думали и чувствовали по-разному. Едиными были только приказ и долг.

День достиг своего великолепия: солнце, небо и земля старались удивить друг друга своими яркими нарядами, выбрав средством общения прозрачный воздух. Но это не радовало Осипова. Он сейчас думал, что ему делать.

«Разворошили там осиное гнездо. Теперь фрицы долго будут настороже. И без внезапности такой маленькой группкой можно и не выбраться обратно… Идти бреющим или вверху? Что же лучше?… Как истребители? Надо спросить…»

— Корнев, поползешь животом по земле всю дорогу или нет?

— Какой прок тогда тебе в нас. Твой утюг пусть ползет, а мы вверху будем. Наша «балалайка» без скорости и маневра тебе обуза и нам смерть.

— Демаскировать будешь меня сверху.

— По-другому не могу.

— Ладно. Полезли в гору. Впереди вроде бы кучёвочка пошла. За ней пойдем. С земли нас не видно будет.

— Хорошо. Согласен.

Решение принято. Машины начали уходить от земли все дальше и наконец оказались за бело-синими блинами облаков. Солнце палило. Его лучи, отражаясь от облачности, освещали самолеты снизу солнечными вспышками света. И от их яркости было больно глазам.

— «Горбатым» и Корневу смотреть за воздухом. Не прозевать чужих истребителей…

Прошли минуты молчаливого настороженного полета, и под самолетами поплыла «чужая» земля.

— Конаков, как там у тебя дела за хвостом?… Ты что, спишь?

— Нет, командир. Смотрю. Вблизи все хорошо. Сзади слева, выше появились какие-то самолеты. Наверное, наши. Следом за нами из тыла идут. Может, бомберы, нам «помогать» над целью будут?

— Давай смотри, да не заглядывайся… Корнев! Сзади самолеты видишь?

— Наблюдаем. Похоже, «пешки» [17] «Пешки» — самолет Пе-2, фронтовой двухмоторный, двухкилевой бомбардировщик. Конструктор В. М. Петляев. с истребителями. У них, видать, скорость поболе. Подойдут, посмотрим.

— Ладно. Привести оружие к бою. До цели сорок километров.

«Если бомбардировщики идут на Харьков, то лучше и не придумаешь. Сейчас они меня обгонят, и я под их шум и тарарам проскочу на цель, а там…»

Посмотрел влево. Самолеты почти догнали, но в солнечных лучах были плохо видны.

— Командир, двадцать пять «пешек» и двадцать истребителей. Со снижением, на скорости идут.

— Хорошо. Нам на руку.

И в это время взволнованно закричал Корнев:

— Осипов, уходи в сторону! Это «дорнье» [18] «Дорнье» — немецкий двухмоторный двухкилевой бомбардировщик и «мессершмитты»!

Матвей встревоженно взглянул на догоняющую их чужую группу… И понял: уходить поздно… «Мессершмитты» уже увидели непрошеных «гостей» у себя в глубоком тылу, около своих аэродромов. Их, как стайку комаров, сдуло ветром от своих подопечных, и они сверху кинулись к «илам».

Неслись секунды… «Что предпринять? До земли две тысячи метров, до цели сорок километров полета. Наверное, по радио фрицы уже передали своим, и там взлетает новая партия «шмиттов». Если дальше пойду, никто не вернется…»

В наушниках раздались звенящие волнением слова:

— Я — Корнев, пошел в лобовую, хвосты не подставлять.

Решение товарища подстегнуло Осипова. Решился:

— «Горбатые», — скомандовал Осипов, — сначала общий круг, потом спиралью к земле. Летчикам защищать впереди идущего, заднего — стрелкам.

Матвей положил машину в разворот и посмотрел назад… Истребители часть врагов взяли на себя. Отбили первую атаку. «Где же остальные?»

— Стрелок, как там?

— Одна группа «сто девятых» под нами, другая — падает сверху. Круче разворот.

Турельный пулемет разразился длинной очередью. Маленький перерыв — и снова огонь.

— Побереги патроны!

Осипов осмотрелся. «Пока «илы» все целы, а как у «яков»?… Не видно?»

— «Горбатые»! Сбросить все бомбы аварийно, легче будет. Пошли в спираль.

Снизу перед мотором выскочил желто-зеленый «немец». Расстояние метров двадцать. Видны заклепки, переплеты остекления кабины. Вражеский летчик дал ногу и отклонил руль поворота до отказа в сторону.

Осипов от неожиданности опешил. «Видать, скорости у «его девятого» нет. Летчик хочет свалить его вниз, а он не подчиняется пилоту. Ну, прощай, фриц, отлетался». Прикусив губу, Матвей чуть довернул по прицелу свой «ил» и со злостью нажал на гашетки пушек, пулеметов и эрэсов. Молчок — огня нет. «Что такое?» Взгляд в кабину: «Мать его… Как же я в суматохе зацепил предохранители?» Снял оружие с предохранителей, глазами снова в прицел — пусто. Ушел немец дальше жить.

Группа штурмовиков, скручиваясь пружиной, снижалась к земле. Новая атака «мессеров». И один «ил», разорвав спираль и все больше увеличивая угол пикирования, понесся к земле. «Видимо, конец кому-то». Но смотреть за ним Осипову было некогда… «Если свежие не подойдут, то эти «шмитты» скоро нас бросят. У них, должно быть, горючее на исходе. Ведь они с задания шли». Эта мысль обрадовала Осипова: «Земля уже близко. Еще одна-две атаки, и снизу мы будем неуязвимы».

— Держаться друг за другом. Выходить из круга — солнце на правый борт. Еще один оборот.

Снова шестерка злых «ос» бросилась в атаку. «Кого будут атаковывать?… Так, задние пулеметы у всех работают».

Чей-то «ил» ударил по фашистскому истребителю, тянувшемуся к Осипову. Трассы летчика и Конакова встретились у мотора врага. «Мессершмитт» вспыхнул и, перечеркнув круг штурмовиков своей траекторией полета, врезался в задворки деревеньки.

— Выходим из круга на славянский курс [19] Славянский курс — курс полета около 90 градусов, то есть на восток. Противник, за редким исключением, был западнее аэродромов базирования советской авиации, поэтому в обиходе и появился этот термин, определяющий полет домой. , солнце справа. — Матвей посмотрел назад: «илы», выйдя из правого виража, под острым углом слева шли на него. Три… А где же пятый? — Конаков, где еще «горбыль»?