Свен Хассель - Генерал СС

Я равнодушно пожал плечами.

— Они все одинаковы… Помнишь, как в Киеве эсэсовцы выстроили женщин вдоль рва и заставили снять с одежды желтые звезды, а потом расстреляли их?

— Ну и что? — проворчал Грегор. — Это ведь не то же самое, что положить мышь в еду.

— Почему же? — возразил я. — Это просто утонченность… людям доставляет удовольствие мучить других.

— То были эсэсовцы, мы здесь не при чем.

— Ошибаешься, — угрюмо сказал я. — То, что делает СС, делается во имя Германии. И если мы проиграем войну… — я указал на него в темноте подбородком. — Если проиграем войну, расплачиваться придется нам с тобой.

Дверь внезапно распахнулась, вошли двое с петлицами НКВД. Не сказав ни слова, подняли нас и повели наверх. Если б не форма, их можно было бы принять за пришедших убивать эсэсовцев [103] Здесь и далее. — Еще один фронтовой «ужастик» в изложении автора. Особенно любопытен факт заключения военнопленных в кузов грузовика, полный боеприпасами. — Прим. ред. .

— Давай, давай!

Нас бросили в кузов нагруженного боеприпасами грузовика, мы сели на ящики с гранатами и обхватили себя за локти. В подвале было сыро, холодно, и свежий морозный воздух пронял нас до костей. Перед тем как машина тронулась, появился еще один молодчик из НКВД и властно протянул руку.

— Давайте сюда все ценное — часы, авторучки, зажигалки, кольца, портсигары… — Щелкнул пальцами. — И тому подобное. На Колыме все это вам не понадобится.

У нас с Грегором не оставалось ничего ценного, все было давно потеряно или украдено. Молодчик избил нас до полусмерти и закрыл дверь. Все они были одинаковы. Красная звезда или мертвая голова — что это меняло? Я вспомнил, как эсэсовцы подожгли бороду старому еврею, потому что у него тоже не было ничего ценного. Коммунист или нацист, серп с молотом или свастика — что это меняло?

Грузовик медленно полз по обледенелым дорогам. Мы с Грегором наконец пришли в себя, снова сели на ящики, дрожали и жаловались километр за километром. Наконец доехали до города — довольно большого, судя по тому, что мы могли видеть, — и нас передали, словно два тюка, в другие руки.

Под вечер нас привели на допрос к полупьяному подполковнику НКВД, с ним была бесформенная переводчица с капитанскими погонами. Мы с Грегором стояли бок о бок и отвечали по очереди, словно на какой-то нелепой репетиции.

— Откуда вы?

— Из Сталинграда, — ответил я.

— Из Сталинграда? Принимаете нас за дураков? В Сталинграде все немцы перебиты, так сказано в «Правде». Начнем сначала. Откуда вы?

— Из Сталинграда, — ответил Грегор.

Переводчица выпятила грудь и переглянулась с подполковником.

— Это невозможно! — выкрикнула она. — Отсюда до Сталинграда больше пятисот километров, и у нас повсюду дозоры.

Теперь уже переглянулись мы с Грегором.

— Ничего не попишешь, — сказал я. — Мы все-таки из Сталинграда. Видимо, «Правда» ошиблась.

Переводчица стегнула меня плеткой по лицу.

— Отвечай, когда к тебе обращаются! Хватит лгать!

И, снова щелкнув плеткой, сунула сигарету в толстые, накрашенные губы и закурила. Мало сказать, что в ней не было ничего привлекательного. Она едва походила на человекоподобное существо, тем более на женщину. Отступив на шаг назад, она разглядывала нас блестящими глазами. Подполковник заговорил, и она перевела нам.

— Так! Вы утверждаете, что были в Сталинграде! В какой дивизии?

— Шестнадцатой танковой.

— Кто командовал ею?

— Генерал-лейтенант Ангерн.

— Чушь! Ты несешь чушь!

Она повернулась и негромко заговорила, обращаясь к подполковнику; тот грузно поднялся, пошатываясь, вышел из-за стола и сильно ударил меня в живот рукояткой револьвера. Мне стало любопытно, почему они испытывают ко мне гораздо большую неприязнь, чем к Грегору.

— Лжец! — выкрикнул он.

Большие красные губы переводчицы искривились в язвительной усмешке.

— Мы знаем, что вы шпионы, — сказала она. — Почему бы сразу не признать, что в Сталинграде вы не были? Почему не признать, что вы фашистские агенты?

Грегор склонил голову набок.

— Потому что мы пришли из Сталинграда, — негромко произнес он.

— Ну… ладно же! Упорствуйте в своей лжи! Мы разоблачим вас по ходу дела… Где сражалась ваша дивизия, в Сталинграде?

— В какую армию входила Шестнадцатая танковая дивизия?

— Какие русские части противостояли вам?

— Кто командовал ими?

— Назовите еще раз фамилию своего командира!

Вопросы сыпались на нас один за другом; переводчица переводила их подполковнику; обоих, как будто, все больше смущала точность наших ответов.

— Это невозможно! — закричала, наконец, переводчица и, к моему тайному удовольствию, хлестнула плеткой Грегора. — Как вы могли дойти сюда от Сталинграда? Войска НКВД арестовали всех нацистских свиней, которым удалось прорваться через наши позиции! Удрать не смог ни один! Как у вас это получилось?

— Мы входили в боевую группу, возглавляемую генералом СС, — терпеливо объяснил Грегор в девятый или десятый раз.

Подполковник яростно зарычал и потянулся за бутылкой водки. Я прекрасно понимал его недовольство. Если мы с Грегором в самом деле пришли из Сталинграда, значит, многие офицеры — может быть, что и он сам — оказались в очень неприятном положении. Когда в Москве узнают о неэффективности, которая позволила группе немецких солдат проскользнуть сквозь их сеть, начнется серьезная проверка — и в результате перетряска с немедленными отправками на фронт.

— Что случилось с другими? — угрюмо спросила переводчица.

— Остались только мы двое, — ответил Грегор. И указал на окна. — Остальные где-то там, в степи. Когда снег растает, вы их быстро найдете.

— То есть они умерли?

— Да.

— Как? Где?

— На Дону, на Чире… — Грегор пожал плечами. — У нас кончилась еда, у нас не было ни зимнего обмундирования, ни медикаментов. Люди заболевали тифом и дизентерией. Кое-кто обморозился.

Казалось, ответ удовлетворил переводчицу.

— Само собой, вы не могли надеяться пережить русскую зиму, — презрительно сказала она. — Вам следовало остаться в Сталинграде с остальными вашими войсками. Проделали громадный путь и совершенно напрасно.

— Ничего, — сказал я, рискуя получить еще удар по лицу. — Нам он понравился.

Переводчица одарила меня отталкивающей улыбкой.

— Все хорошее приходит к концу. Теперь вы под арестом и считаетесь преступниками. Вы перешли нашу границу с намерением убивать, и за это вас могут поставить к стенке. Даже если избежите высшей меры наказания, получите не меньше двадцати пяти лет каторжных работ [104] Анахронизм автора. В описываемый период за политические преступления, предусмотренные статьей 58 УК СССР (в том числе для иностранных граждан), еще не давали 25-летнего срока. — Прим. ред. .