Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм

На этот раз мне не дали отпуска. А Гарри получил отпуск. Новый командир фон Шальбург взял с собой тридцать человек так называемых «головорезов», которые будут помогать вербовке в Спортивном зале в Копенгагене. Очень обидно, что я не попал в их число, не понимаю, почему предпочли Гарри. Хольгер из Фрюденхольма приговорен за дезертирство к четырем годам каторжных работ. Говорят, что до конца войны он будет работать по шестнадцати часов в сутки и получать всего полпайка и только потом начнет отбывать свое наказание. Командир сказал, что следующий дезертир будет приговорен к смертной казни. Курт Кристенсен из Фрюденхольма попытался повеситься, но его сняли с веревки.

Вчера мы участвовали в расстреле одного датчанина 38 лет из Орхуса. Это было в четыре часа утра под Трескау. Датчанин изнасиловал немецкую девушку и пытался бежать. Рейхсфюрер эсэсовцев Гиммлер потребовал смертной казни. Датчанин был спокоен, но какой-то равнодушный. Накануне казни исполнили его последнее желание: он получил хлеб, полфунта масла, целую колбасу и котлету. Нас было двенадцать человек, последний выстрел сделал гауптштурмфюрер Бенинх. Потом мы были в кино, смотрели «Ночь в Венеции» и «Вечный жид». Нам устроили прощальный вечер, мы разрушили столовую и скандалили вовсю, это был настоящий германский праздник! Нашего интенданта посадили в карцер в убежище за кражу консервов. Сейчас тут спешка и хаос. Мы должны привести все вооружение в порядок. Скоро начнется! Я очень рад!

Хейль Гитлер! Сердечный привет

Оге ».

Гарри не навестил своих приемных родителей, будучи в отпуске в Дании. Они вообще о нем ничего не слышали с того момента, как он покинул Фрюденхольм. Такой уж он есть — упрямый, замкнутый. Но нужно надеяться, что дисциплина и здоровая солдатская жизнь благотворно повлияют на его характер. Оге совсем другой. Он такой живой, любознательный и пишет такие хорошие письма.

— Мне только кажется, что он видит там много жуткого, — вздохнула фру Мадсен.

— Полезно узнать жизнь, — возразил ее муж. — А когда война кончится, он поселится в своем поместье и ему будет что вспомнить.

Но и в Дании происходили жуткие вещи.

Сгорела фабрика готового платья в Престё. Она принадлежала покойному Скьерн-Свенсену, и на ней шили военную форму для немецкого вермахта. Вслед за ней сгорела пуговичная фабрика в Вордингборге, тоже принадлежавшая Скьерн-Свенсену. Оба пожара произошли от бутылок с горючим. В результате — большие убытки и безработица для многих. А поскольку вдова и единственная наследница Скьерн-Свенсена приходится сестрой графу Розенкоп-Фрюденскьолю, это несчастье тяжело поразило и его.

В связи с поджогом начались поиски рабочего молочного завода Оскара Поульсена, уже и ранее обвинявшегося в подобных преступлениях. Предполагалось, что он скрывается в Южной Зеландии. Стыд и позор для всей округи, что этот разбойник на свободе. Можно понять Йоханну, которая не считается с таким мужем и не соблюдает верность убийце, поджигателю, этому хевдингу Гёнге, которого разыскивает полиция.

Поистине странное настало время, не знаешь, чему удивляться. Как-то утром, очень рано, еще до дойки коров, у дома старой Эммы остановилась вереница автомобилей, из них выскочили полицейские и сыщики с собаками, окружили сад и засели за изгородью из бирючины, держа винтовки наизготове.

Эмма в ночном чепчике вышла на крыльцо и спросила, что это значит, по какому нраву беспокоят людей, ведь нигде ничего не горит, а она не успела ни одеться как следует, ни приладить вставные челюсти.

— Мы хотим видеть ваш радиопередатчик! — говорит сержант.

— У меня есть плита, — отвечает Эмма, — ни в чем другом я не нуждаюсь!

— Мы хотим войти в дом, — настаивает сержант.

Эмма защищает свой порог.

— Но сейчас не время ходить в гости, и нечего вам у меня смотреть!

Полицейский пытается оттолкнуть ее.

— А ордер у вас есть? — кричит она. Это звучит подозрительно, не известно, кто научил ее этим словам.

Полицейские показывают ей ордер на обыск, подписанный городским судьей Сигурдом Свенсеном.

— Ну, пропустите же!

— А вы не введете собаку? Я не хочу видеть собак в моем доме!

— Собаки вам ничего не сделают, если вы будете вести себя спокойно.

Полицейский держит собаку на поводке. От возбуждения у нее течет слюна и язык вываливается из пасти. Большой рыжий кот вскакивает с кресла, прыгает на сундук, яростно выгибает спину и вырастает до ужасающих размеров. Хвост его поднимается вертикально в воздух, становится толстым и пушистым, как у лисы. Кот издает звук, похожий на рев дикого зверя в чаще девственного леса.

Полицейский обеими руками держит собаку за ошейник. Как рысь, кот кидается на него, сбрасывает фуражку и в кровь расцарапывает лицо, потом гигантским прыжком вылетает в дверь.

— Фу, черт! — кричит полицейский.

— Не смейте ругаться в моем доме! — говорит Эмма.

— Подержите собаку! Эта проклятая кошка расцарапала мне лицо, боюсь, что задет глаз.

Его коллега берет собаку, а пострадавший вытирает кровь носовым платком. Когти вонзились глубоко в тело. Нужно смазать чем-нибудь дезинфицирующим, есть в доме йод?

— Нет, — отвечает Эмма, — здесь не аптека.

— Но у вас же множество всяких химикалий, — говорит один из полицейских.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Собака тянет полицейского к чердачной лестнице.

— Кто у вас там живет?

— Никто.

Вынув револьвер, полицейский поднимается по крутой лестнице.

— Выходите, — кричит он, — это полиция!

Никто не выходит. На чердаке никого нет. Никого нет и в маленькой комнатке наверху. В комнате затемнены окна. Стоит убранная постель, стул и маленький стол. Пыли нигде нет, видно, что здесь недавно произвели уборку. Но полиция не может найти ни радиопередатчика, ни каких-либо других подозрительных предметов.

Дом Эммы тщательно обыскивают: и шкаф, и сундук, и кухню, и сарай. Дрова, аккуратно сложенные в поленницу, разбираются по штуке. Перевертывают каждый кусок торфа. Полицейские и собаки нюхают. Эмма, молчаливая и злая, сидит на стуле. Сержант садится напротив нее и начинает допрос.

— Где Оскар Поульсен?

— Не знаю.

— Вы знаете рабочего с молочного завода Поульсена, не правда ли?

— Я знаю почти всех жителей поселка, я живу здесь восемьдесят один год.

— Поульсен живет у вас!

— Новое дело. Кто вам сказал?

— Во всяком случае, он жил у вас

— У меня?

— Как вам, может быть, известно, Оскара Поульсена разыскивают в связи с совершенными им тяжкими преступлениями. Знаете ли вы, где он находится?

— Я не выхожу из дому. У меня ревматизм.

— Что вы знаете об Оскаре Поульсене?

— Я не слушаю сплетен.