Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм

Мариус Панталонщик явно направлялся к своему собрату — Нильсу Мадсену. Теперь пришло их время. Теперь в округе Престё с евреями будет покончено.

По радио передавали новые послания. Послание к датскому народу от правительства и короля…

«Немецкие войска, находящиеся сейчас в Дании, вступают в контакт с датским вермахтом, и долг населения— воздерживаться от всякого сопротивления этим войскам. Датское правительство попытается предохранить датский народ и страну от связанных с военной обстановкой несчастий и призывает поэтому все население спокойно и сдержанно относиться к создавшемуся положению. Спокойствие и порядок должны царить в нашей стране, и необходимо лояльно относиться ко всем, кто облечен исполнительной властью».

Было зачитано послание короля:

«При чрезвычайно серьезном положении, создавшемся для нашей родины, я призываю всех в городах и в сельских местностях вести себя корректно и достойно, ибо каждый необдуманный поступок или высказывание могут иметь самые серьезные последствия. Да хранит бог вас всех, да хранит бог Данию».

— Мне нечего добавить к этому, — сказал Расмус Ларсен рабочим, вместе с ним слушавшим радио.

Безработные, явившиеся отмечаться, на этот раз получили разрешение войти в красивую гостиную Ларсена. Сюда пришло еще несколько товарищей из союза избирателей, чтобы послушать, что их председатель скажет о создавшейся обстановке. Будет ли запрещена социал-демократия? И не арестуют ли социал-демократов, как это было в Австрии? Распустят ли профсоюзные организации?

Фру Ларсен печально глядела на свои покрытые лаком полы — они были исчерчены, поцарапаны. А какую грязь эти люди притащили на ногах! И как раз теперь, когда лаку не достанешь!

— Мне нечего добавить, — повторил председатель Расмус. — Вы сами слышали, что говорят Стаунинг [20] Торвальд Стаунинг (1873-1942) — датский социал-демократ, качестве главы буржуазного правительства выступал за сотрудничество с немецкими оккупантами. и король. Мы должны вести себя достойно и корректно в изменившихся условиях. Будущее, разумеется, потребует перестройки в привычном течении жизни. В данный момент важно, чтобы соблюдалось спокойствие и порядок и лояльность в отношении всех тех, кто облечен исполнительной властью!

— Да, слушать-то это хорошо, — сказал один из рабочих, — Ты так красиво говоришь об этом, Расмус! Можно подумать, ты сам премьер-министр. Перестройка в привычном течении жизни! Спокойствие и порядок, лояльное отношение! То есть заткни глотку, равнение — и шагом марш! Уж не придется ли нам теперь учить немецкий? «Коли немцы к нам придут, значит будет всем капут! Да! Эх да! Значит будет всем капут!» А как же с деньгами, которые мы платили на армию? Куда они к черту подевались? Где были наш флот, наши летчики, мины и пушки? Где все то дерьмо, на которое с нас драли деньги?

— Правительство приняло свое решение, учитывая наши общие интересы, — сказал Расмус Ларсен, — Оно, быть может, лучше понимает и разбирается во всем, чем ты, Карл! Оно не пускается в авантюры. Да за несколько часов немцы могли вдребезги разбить всю нашу страну. И что же дальше?

Тогда зачем мы приобретали все это дорогое военное дерьмо? На кой черт оно нам, если заранее было известно, что оно не понадобится?

— Никто не знал ничего заранее. Возможно, наша оборона могла бы произвести своего рода устрашающее действие. Она могла бы, может, предупредить нападение. Однако теперь, когда несчастье произошло, кто взял бы на себя ответственность за то, что мы стали бы второй Польшей? Что Копенгаген и другие города были бы сровнены с землей?

— Норвежцы сопротивляются, — сказал кто-то. — Откуда ты знаешь?

— Передавали по шведскому радио.

— Да, ведь были передачи из Швеции! Их можно и послушать.

Все стали просить Расмуса Ларсена переключить приемник на шведскую радиостанцию, но Расмус и слышать об этом не хотел. Как председатель и ответственное лицо, он считает своим долгом не отключать датское радиовещание в ожидании новых посланий и распоряжений.

— Не морочьте мне голову, не уверяйте, что все это случилось неожиданно! — сказал рабочий по имени Карл. — Черт возьми, кто-то ведь знал обо всем заранее. Вот уж подлость, если некоторые министры, генералы и адмиралы были об этом осведомлены! Подобные вещи не делаются в одну ночь! Они все знали, черт их возьми!

— Вот это и есть безответственная болтовня, которая теперь крайне нежелательна, — строго сказал Расмус Председатель. — Такого рода сплетни опасны и вредны. Сегодня положение страны совсем иное, чем вчера. Обстановка чрезвычайно серьезная. Должно же это дойти наконец до сознания народа!

По радио снова передавали послание короля:

«При чрезвычайно серьезном положении, создавшемся для нашей родины, я призываю вас всех в городах и в сельских местностях вести себя корректно и достойно, ибо каждый необдуманный поступок или высказывание могут иметь самые серьезные последствия».

— Ну, слышишь? — сказал Расмус Председатель.

Мартин Ольсен вовсе не хотел расставаться со своими драгоценными брошюрами. И речи быть не может, чтобы их сжечь.

Скрепя сердце он пожертвовал тем, что называл «архивом». Архив партийной группы представлял собой огромный ворох бумаг, старые письма и уведомления, приглашения на собрания. Все это заполняло в шкафу два нижних ящика. Освободить эти ящики всегда было самым большим желанием Маргреты. Значит, и этот печальный день принес с собою нечто хорошее. Она вывалила из шкафа груды бумаг прямо на пол и стала мыть ящики.

Мартин, как и предполагалось, пришел в обеденный перерыв. Явился с молочного завода и Оскар Поульсен, как всегда предприимчивый и напичканный лозунгами и иностранными словами. Пришел старый рабочий кирпичного завода Якоб Эневольдсен. Он жил возле болота в доме, который сам себе построил, и проехал на велосипеде с худыми покрышками с добрых полмили. Велосипедных покрышек теперь не достать, ими заранее запаслись даже те, у кого не было велосипеда. Якоб привел с собой собаку, маленького толстого фокстерьера, у которого была одышка, бедняга так устал после путешествия, что повалился на бок и, казалось, вот-вот умрет. А вообще-то он умел делать разные фокусы и был очень умный и послушный. Но серая кошка в доме пришла при виде пса в ужасное возбуждение и начала на него шипеть, хвост встал у нее торчком и распушился, точно у лисы. Кроткая кошечка, позволявшая детям тискать и таскать себя повсюду, превратилась в злого дикого зверя, а когда Мартин хотел ее выгнать, она укусила его до крови. Маргрета оправдывала кошку:

— Она беременна и в это время очень нервничает, а вообще-то она хорошая кошечка!