Владимир Рыбин - Непобежденные

Поздно вечером Петров снова поехал на флагманский командный пункт. Стоявший в Южной бухте эсминец время от времени грохотал четырехорудийными залпами. Слышались глухие выстрелы береговых батарей. Бои не утихали, но сегодня они уже не пугали.

И на ФКП сегодня была совсем другая, более оживленная обстановка. Что-то менялось в людях, слышались праздные разговоры, какие еще вчера казались бы неуместными, невозможными.

— …Развезет осенью, и сядут немцы в лужу со своими хвалеными машинами. Попомни меня — сядут. У нас не европейские дороги. Вот за такое состояние дорог я бы наградил «Автодор» орденом.

Послышался смех:

— Ударим немцев бездорожьем!…

Вошел адъютант командующего флотом и разговоры смолкли.

То, что Петров узнал на ФКП, словно бы подводило черту под теми воодушевляющими сообщениями из Москвы, которыми так богат оказался этот праздничный день. Директива Ставки, только что полученная в штабе флота, решительно устраняла разноголосицу о судьбе Севастополя: «Севастополь не сдавать ни в коем случае и оборонять его всеми силами». И прояснялась наконец роль флота: «Главной задачей ЧФ считать активную оборону Севастополя и Керченского полуострова всеми силами». И создавалось единое командование: «Руководство обороной Севастополя возложить на командующего ЧФ Ф.С. Октябрьского».

Это было то самое, чего Петров ждал все эти дни. В Крымскую войну именно единство командования обеспечило стойкость обороны, и теперь должно быть то же самое. С него, Петрова, снималась главная забота — о надежности коммуникаций, связывающих с Большой землей. На нем оставалась организация сухопутной обороны и руководство ею. Это ему привычнее, тут он знает, что делать.

— Продумайте вопрос об использовании сил подходящей Приморской армии, — сказал ему Октябрьский. — Подготовьте приказ о распределении частей и соединений армии и флота по секторам обороны. Все отдельные отряды и батальоны необходимо влить в состав полков подходящих дивизий…

И снова Петров со своим начальником штаба полковником Крыловым до глубокой ночи просидели над картой, над донесениями командиров вышедших к Севастополю частей и дивизий, подсчитывая силы, прикидывая их распределение по фронту.

— Будем отдавать приказ об окончательной организации обороны, — сказал Петров.

— За чьей подписью? — спросил начальник штаба. — Октябрьский о своем вступлении в командование еще не объявил.

— Ждать нельзя, — сразу сказал командарм. — Вон даже ординарец говорит, что немец не дурак и опомниться нам не даст. Готовьте приказ, а с подписью решим…

И вот наступил день, которого с таким нетерпением ждали: с утра 9 ноября противник прекратил активные боевые действия. Только в районе Ялтинского шоссе заслон, состоявший из конников, был атакован превосходящими силами противника. Конники отошли к основным силам, и немцы, похоже, этим удовлетворились, приостановили продвижение.

В тот же день Петров подписал приказ о создании четырех секторов обороны, о назначении комендантов секторов, о сведении всех разрозненных частей и подразделений в единые соединения под единым командованием. Он подписал этот приказ как командующий Севастопольским оборонительным районом. Ждать с четкой организацией обороны далее было нельзя и часа. Надо было немедленно, сейчас же готовиться к новому, более организованному наступлению врага…

Вчерашний день на фронте был непривычно спокоен, и командарм, выезжая рано утром на передний край, взял с собой начальника штаба полковника Крылова. Ехали долго, сначала вокруг Южной бухты, потом вокруг Северной, потом по извилистым мокрым дорогам, вьющимся по склонам холмов, — до самых дальних рубежей 4-го сектора было не меньше двадцати километров.

— Надо же вам когда-нибудь выбраться на передовую, — словно бы отвечая сам себе, сказал командарм Крылову. — Начальник штаба — это начальник именно штаба, но и ему полезно знать, чем дышат люди в окопах.

— Да я и сам…

— Помню, — перебил Петров. — Помню, просился. Но на кого бы я штаб оставил? Положение-то было, сам понимаешь.

— И теперь не проще.

— Не проще, — согласился командарм. — Но по-другому. Теперь можно начальнику штаба и оглядеться. Чтобы, когда понадобится, иметь личное представление о войсках.

— Боюсь, что это понадобится очень скоро. Не в интересах немцев давать нам время.

— Вот пока оно есть, и надо оглядеться…

Неподалеку от кордона Мекензи их встретил майор Ковтун. Он стоял на дороге, расставив ноги, и смотрел на лихо мчавшуюся на него «эмку» командующего. Был он без шапки, гладкие, аккуратно зачесанные волосы блестели от мелкого дождя, сыпавшего все утро. Ковтун шагнул к резко остановившейся «эмке» и сразу, без лишних слов, начал докладывать обстановку. Не вылезая из машины, Петров терпеливо слушал его, не перебивал, пощипывал короткий ус. Когда Ковтун кончил говорить, командарм секунду помолчал, словно ожидая продолжения доклада, потом кивнул, сказал коротко:

— Я вернусь через четыре часа. Ищите меня у Воробьева. — И повернулся к шоферу: — Николай, газ!

Свистнув колесами, машина резко сорвалась с места и исчезла в хмарном рассветном сумраке.

У коменданта 4-го сектора, командира 95-й дивизии генерала Воробьева, пробыли недолго. Выслушали доклады о готовности частей, изучили схемы огня. За этот 4-й сектор, хоть и был он самым большим — 18 километров по фронту, — командарм не беспокоился: здесь стояла самая большая по численности бойцов дивизия. К Севастополю 95-я вышла в составе 3759 человек. Не то что 172-я, из которой едва удалось сформировать батальон. К тому же здесь, в 4-м секторе, оборонялась 8-я бригада, отчаянные моряки, всего несколько дней назад сумевшие крепко перепугать противника смелой разведкой боем — первой успешной операцией под Севастополем. И артиллерийское прикрытие здесь было достаточным — 10-я береговая батарея, 30-я башенная, три артполка. Но, всего скорей, не численностью войск объяснялась эта уверенность командарма — и 95-ю пришлось основательно пополнять за счет электромеханической школы, школы запаса БО, частей морской пехоты, — а именно этой недавней победой. Хорошо знал Петров, как мобилизует людей, как поднимает боевой дух даже небольшой успех.

Штаб 4-го сектора располагался неподалеку от деревни Любимовка. Отсюда, прямо с дороги, просматривалась стальная поверхность моря, бескрайняя, пустынная. Горизонт терялся в серой мгле, но все же казался очень далеким. Петров постоял возле машины, прежде чем сесть в нее, посмотрел в морскую даль. И вдруг повернулся к Крылову.

— Давайте завернем на пятнадцать минут на Братское кладбище, здесь совсем близко. — И добавил укоризненно: — Вы ведь там вообще еще не были.