Владимир Рыбин - Непобежденные

Вскоре машина подъехала к каменной ограде, в которую была врезана невысокая арка ворота. Они вышли на мокрую каменистую тропу, огляделись. Было пустынно вокруг, даже ветер приутих, словно не желал нарушать вечного покоя.

— Ни одной живой души, — сказал Крылов.

— Зато сколько мертвых, — в тон ответил Петров и кивнул на надпись у ворот. Он посмотрел, как мрачнеет, меняется лицо начальника штаба, читавшего скорбную надпись, и пошел через ворота в лабиринт кладбищенских дорожек. Поодаль остановился, оглянулся. Крылов все еще стоял в воротах перед надписью, сообщавшей, что здесь, на этом кладбище, похоронены 127583 защитника Севастополя. Для всех, кто видел эту цифру впервые, она казалась неестественно огромной. А теперь, когда на этих самых рубежах шли бои, она просто-таки ужасала. Сколько же крови впитала в себя эта земля, сколько костей покоится под этими камнями! А сколько еще прольется здесь крови!

Снова громыхнули орудия крейсера «Червона Украина», стоявшего по другую сторону широкой бухты, у Графской пристани, тяжелое эхо прокатилось над братскими могилами. Подошел Крылов, молчаливый, помрачневший, и они пошли между квадратными плитами серого камня, в трещинах которого торчали пучки сухой травы, пошли к церкви-памятнику, похожему на старорусский шлем. Церковь была построена из белого инкерманского камня, на куполе ее высился массивный гранитный крест. В сумрачном свете они разглядели внутри церкви причудливую мозаику и черные мраморные доски на стенах с длинным перечнем воинских частей, принимавших участие в обороне, с многочисленными фамилиями генералов, адмиралов и офицеров, убитых здесь без малого девяносто лет назад.

— Поехали, Николай Иванович, пора.

Они вышли из церкви и направились вниз по склону по тропе между плит.

— Такие потери! — сказал Крылов. — Какие жестокие бои были здесь.

— Лучше сказать: какая массовая самоотверженность была здесь, — ответил Петров.

Возле машины он оглянулся, еще раз окинул взглядом невысокую арку ворот, конический купол церкви на холме, сказал задумчиво:

— Да, не посрамить славы предков — это здесь, в Севастополе, значит особенно много…

На дороге их снова встретил майор Ковтун, стоявший без шинели и без шапки.

— Слава богу! — вместо обычного доклада воскликнул он. — А я уж перепугался: командарм пропал. Еще час назад из штаба Воробьева сообщили, что вы выехали, а все нет и нет.

— Не час, а пятьдесят две минуты, — уточнил Петров, взглянув на часы. — Ладно, докладывайте.

— Везде тихо, товарищ генерал.

Петров поморщился, подумал и вылез из машины, пошел к домику, где был телефон, принялся обзванивать сектора обороны. Доклады отовсюду поступали одинаковые: противник зарывается в землю и, если не считать пулеметных и артиллерийских обстрелов, никакой активности не проявляет.

— Если не проявляет активности, значит, готовится, — сказал Петров, повернувшись к своему начальнику штаба. — Не даст он нам долго отдыхать. Не прозевать бы прорыва.

Он вернулся к машине, дождался, когда Крылов и адъютант, лейтенант Кохаров, сели на свои места, встал на подножку и резко бросил шоферу:

— В штаб. Николай, газ.

Всю дорогу он не проронил ни слова и только при въезде на площадь Ленина поднял руку и, махнув на низкую колоннаду Графской пристани, сказал устало:

— Останови.

Он не стал спускаться по лестнице к воде, постоял у колонн, посмотрел на стальную громаду крейсера «Червона Украина», покачивавшуюся на воде. В первый момент ему показалось странным, что такая махина может отчего-то качаться: крейсер стоял недалеко от берега, тут не было даже тех волн, что морщили гладь широкой бухты. Один за другим всплеснулись вдалеке три белых разрыва: как видно, вражеская артиллерия все же пыталась нащупать корабль. Тут оглушительно громыхнули бортовые орудия, крейсер заметно дернулся, и стало ясно, отчего он раскачивается, — от собственных залпов.

Петров знал, что крейсер этот был спущен на воду еще до революции и в начале имел название «Адмирал Нахимов». И он невольно оглядел колонны Графской пристани, тоже связанной с прославленным адмиралом, подумав, что здесь, в Севастополе, куда ни посмотри, повсюду незабываемые следы героической обороны. Вспомнил слова Льва Толстого, часто повторяемые в последнее время: «Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтобы кровь не стала быстрее вращаться в ваших жилах». И подумал, что память о той обороне живет и будет жить в обороне этой, вдохновлять ослабевших, умножать силы тех, кто силен духом, что геройство предков, спящее в каждом человеке, обязательно пробудится, как от малейшей искры пробуждается огонь, спрятанный до поры в порохе. И эта связь времен, эта наследственная память будет здесь, в Севастополе, важнейшим оружием, которое позволит одерживать победы в условиях, когда по всем теоретическим расчетам побед не должно быть.

Посередине бухты один за другим взметнулись четыре белых смерча, и адъютант, стоявший за спиной Петрова, забеспокоился, вышел вперед, заглянул командарму в глаза.

— Иван Ефимович!…

Петров не ответил. Теперь громада корабля перестала казаться ему красивой, подумалось о том, что он слишком велик. Возникло желание или притопить его, чтобы не так выпячивался над водой, или как-то прикрыть. На суше он бы строго спросил с командира, так открыто выставившего батареи, а здесь что сделаешь?… «Как это «что»? — сказал он себе. — Маневрировать надо, менять позицию. Если корабль долго будет стоять на одном месте, немцы рано или поздно пристреляются».

Вернувшись в штаб, командарм первым делом вызвал начальника разведотдела полковника Потапова, как всегда согнутого от мучающей его язвы желудка, напомнил ему о том, что тот и сам хорошо знал, — делать все возможное, но не прозевать сосредоточение войск противника.

Потом он долго просидел с полковником Крыловым над картами, пытаясь поставить себя на место немецких штабистов. Как бы поступил Манштейн, куда бы он направил главный удар? По всему выходило, что таких направлений два: южное — по Ялтинскому шоссе и центральное — через хутор Мекензия.

Командир артиллерийского дивизиона был немногословен и суров. Он считал, что любому, назначенному на новую должность, с первого же часа следует знать свои новые обязанности, и никаких скидок на молодость и неопытность не может быть. Поэтому он не стал ничего разъяснять только что назначенному командиром батареи лейтенанту Кубанскому, ткнул пальцем в переплетение коричневых линий на карте, обозначавших высоту, и сказал коротко:

— Твой НП. А батарею поставишь вот здесь вот.