Анатолий Трофимов - Угловая палата

«Если буду волочить дальше, — подумал Пучков, — Иван не выдержит, окончательно истечет кровью. Иван понял это и захотел этого… Ну нет, Ваня, этот номер у тебя не пройдет».

— Постарайся уснуть, — хмуро сказал Пучков Малыгину. — Пошурую поблизости, может, вода где.

— Оставь… мой. На всякий случай.

Пистолет Малыгина давно лежал в кармане Вадима. Негде его хранить затянутому в повязки Ивану, и не смог бы он, случись надобность, воспользоваться им. Сейчас, на остановке, в отсутствие Вадима, смог бы — левой рукой, которая еще действовала.

На просьбу Ивана хотелось зло сказать: «А черта лысого не хочешь?», но Вадим только предупредил:

— Я поблизости буду.

Пучков ушел, не переставая думать: «Поклялся волочь Ивана до последнего вздоха. Выходит, не своего — его последнего вздоха».

Ручей отыскался неподалеку. Умытый, освежившийся и приободренный, Вадим скоро вернулся с полной флягой. Влажным платком протер лицо Малыгина, хотел скормить обломок шоколада, но Иван не расцепил зубов.

— Не надо, мутит, — через силу произнес он. — Проглоти сам.

Пучков прибрал кроху съестного обратно в коробку и взялся за перевязку Ивана. Обмыл раны на груди и ногах, сменил тампон, наложил новые повязки. Пропитанные кровью марлевые ленты простирнул в ручье, расстелил на скрытой кустами поляне. Лучше бы на кустах развесить, но поосторожничал.

Ничего, ручей рядом, успокаивал себя Пучков, сутки ни с места, полный отдых. Здоровое, сильное сердце Ивана отдохнет, погоняет кровь по уцелевшим жилам, подживит тело, а тогда снова можно вперед. Разумно размышлял Вадим, но покой и свежий воздух не велика подмога обескровленному, осажденному полчищами бактерий организму Ивана. Требовалось что-то еще, более существенное.

А что существенное в западне этой? И неужели западня? Неужто не выкрутимся? Вадим перебирал все варианты — и чисто теоретического плана, и те, что проверены на практике в подобных передрягах. Обошлось же тогда, под Смоленском. Семнадцать суток пробирались к своим, Вадим нес в ноге две пули. Правда, Лунный Витязь — Иорам Мтварадзе, хотя и с перебитой рукой, шел на своих двоих и помогал ему, Вадиму. Правда и в другом: дважды удалось подхарчиться горячим, а сухари не переводились до конца рейда. И тех трех изувеченных ребят удалось пристроить у колхозников, которые обещали подлечить их и переправить к партизанам… Н-нет, та разведка в сравнении с этой — прогулка.

Может, использовать опробованный вариант — доверить Ивана попечению местных жителей? Хороший вариант, да не совсем. Все прежние вылазки в глубокий тыл врага велись на земле, где всегда можно было найти надежную поддержку населения, теперь разведчики находились на территории Прибалтики, а здесь Советская власть существовала без году неделя. Нельзя, конечно, думать, что тут кругом враждебно настроенные люди. Но и распахнуться перед каждым встречным-поперечным было бы верхом беспечности. Конечно, иной хуторской крестьянин всей бы душой принял раненого офицера Красной Армии, разведчика, да вот рядом с такой сердобольной душой немало и черных душ — кулачья и буржуазных националистов. Так что отмахнется крестьянин, испугается — и за себя, и за того, кого ему предложат укрыть. Тем более тяжелораненого, требующего за собой постоянного присмотра. Человек не предмет, который ни пить, ни есть не просит, которому не нужны йод и бинты, который можно сунуть в потайное место и не оглядываться на него до прихода советских войск.

Посоображал Вадим Пучков вот таким образом, взвесил все доводы за и против и… решился. Когда на рассвете ходил к ручью, по некоторым приметам догадался о близости жилья. Тогда подумал об осторожности, о том, что надо ускорить передислокацию, сейчас подумал о другом: до того как перебраться на новое место, не нанести ли визит на хутор? Посидит в скрадке, приглядится, что за хуторяне, чего они стоят. Вдруг да и пристроит у них Ивана Малыгина! А не пристроит, то, может, поживится чем. Конечно, мысль о том, чтобы надежно пристроить Ивана — совершенно дохлая, такой вероятности с гулькин нос, а вот поживиться… Огород-то наверняка есть, а то, даст бог, под стрехой какая-нибудь травка сушится. Он уж выберет нужную. Подлечит Ивана, вольет в него капельку силы, а тогда сам черт не страшен.

Рисковал Вадим Пучков. Боком могла выйти вылазка к жилью. Но что он мог еще сделать?

4 июля 1944 года, прорвав оборону противника, Третий Белорусский фронт, имея слева Второй Белорусский, справа — Первый Прибалтийский, начал наступательную операцию, которая войдет потом в историю Великой Отечественной войны как Вильнюсско-Каунасская. Две армии — пятая общевойсковая и пятая гвардейская танковая — с упорными боями продвигались в направлении столицы Литвы, называвшейся в ту пору на польский манер — Вильно. 7 июля они вплотную подошли к городу и начали штурм, а к исходу 9 июля полностью окружили вальнюсский гарнизон врага. Пять суток длились уличные бои и завершились полным разгромом противника.

Госпиталь майора медицинской службы Козырева скоро совсем опустеет: уедут в стационарные самые тяжелые, отправятся в распоряжение кадров фронта комиссованные, и хозяйство Олега Павловича, свернув свое имущество, с остатками выздоравливающих, признанных годными к возвращению в строй, перебазируется в Вильно, вот в это облюбованное Валиевым и Машенькой здание.

Можно без ошибки сказать, что гигантский механизм фронта четко бы сработал и без их участия, эвакогоспиталь не остался бы под открытым небом. Не далее как завтра представители санитарного управления фронта явятся сюда и без суеты, с властной твердостью и безоговорочностью определят места тем учреждениям, конкуренция которых испугала Машеньку, и, не исключено, укажут эвакогоспиталю именно это здание. Но уж так повелось на войне — не первый день и не первый год — по искони русскому обычаю: на кого-то там надейся, но и сам не плошай. Практика не раз показывала, что этот обычай не так уж плох. Придерживался его и майор Валиев, хотя за децентрализованную квартирьерскую деятельность по головке гладили редко. Исключая, разумеется, начальника госпиталя Козырева.

Держа в уме совершенно секретный план передислокации «Хозяйства Козырева О. П.», Мингали Валиевич внимательно следил за наступательными действиями фронта и появлялся под стенами города, куда метилось перебазирование госпиталя, едва ли не одновременно со штурмующими частями; бродил по дымящимся еще развалинам, успевал выцыганить у трофейных команд толику содержимого аптечных складов, пересиливая неловкость, презирая себя за подхалимский тон, поздравлял новоиспеченного коменданта города с вступлением в высокую должность и с его помощью добывал саперов для проверки и разминирования облюбованного объекта, заручался согласием на вербовку рабочей силы, успевал изладить документ, ограждающий его владения от посягательств настырных конкурентов. Когда приходил приказ о передислокации с его пространными приложениями — когда, куда, с кем, каким транспортом и т. д., — приказ этот, по сути, наполовину бывал выполненным…Майор Валиев заворочался, закряхтел на своем шишкастом ложе, не нашел положения лучше и сел, стал натягивать бриджи. Заметил, как встрепенулась Машенька, сказал ей: