Николай Бондаренко - Летим на разведку

— Давайте, давайте… Ну! Всех я узнаю… Только почему-то не похож на себя Долгопятов. Похож он здесь на Симонова.

— Это и есть Симонов! Омельчук допустил ошибку.

Мы фотографировались несколько раз. А Симонов — заведующий кафедрой в Институте железнодорожного транспорта в Москве, доктор технических наук. Эта газета вам на память.

— Вот это Симонов! Спасибо. Мне это память и радость. Симонов же служил в эскадрилье Вишнякова?

— Да.

— Скажите, а где Моисеев? Знаете вы что-нибудь о нем? Как у него с ногами?

— Ох, я совсем и забыл рассказать вам о нем! Моисеев живет в Новомосковске Тульской области. Работает старшим научным сотрудником в угольном институте. Женат. Три сына. Смена так смена! Только… Не хочется мне вас расстраивать, Дмитрий Данилович…

— Говорите, говорите…

— Моисеев без обеих ног.

— Да что вы? Как же это случилось? Какой человек?.. И летчик какой был!

— Долго лечили его, да вот… В пятьдесят седьмом правую, а в пятьдесят девятом левую… Отняли обе ноги выше колен… И сейчас не бросает трудиться. Его работа — высокочастотная связь между машинистом электровоза и диспетчером шахты — экспонируется даже на Выставке достижений народного хозяйства в Москве.

— Молодцы фронтовики! А где Харин, Стрелков, Губин, Ермолаев? Где Лакеенков, Лашин, Пеший? Где Мазуров, Вигдоров? Да этот еще… Смешил он все вас…

— Зубенко, Ребров?

— Нет, нет… Ага, вспомнил: Монаев!

— Монаев живет в Москве на Красноармейской улице. Работает в конструкторском бюро. Пеший работает у Антонова. Живет где-то недалеко от Киева. Мазуров, Лашин и Харин — генералы. Почти обо всех однополчанах я знаю… Беру недавно газету «Советская Россия» и на одном из снимков узнаю нашего механика Николая Мармилова. Бригадир соледобытчиков треста «Баскунчаксоль», награжден орденами Ленина и Трудового Красного Знамени.

— Вот это и есть гвардейцы!..

— Приеду на днях и еще многое о них вам расскажу.

— Спасибо, Николай. Мне, старику, это такая радость!

— Зачем вы это слово сказали — «старик»? Не надо!

— А что ж поделаешь, Николай Адамович! Жизнь идет вперед… Ну, давайте вашу руку! Смотрите же, я вас жду…

Мы с Валентиком обнимаемся. Мне не хочется уезжать и становится как-то очень грустно…

Моя машина покидает улицу Красина, а в зеркале над ветровым стеклом все еще вижу его, своего командира полка Валентика!..

…8 мая 1965 года. Сегодня в шестнадцать часов у памятника Героям Плевны встреча однополчан. А кроме этого у меня сегодня в десять утра еще и встреча с Моисеевым и его семьей. Март сорок шестого — май шестьдесят пятого. Девятнадцать лет и два месяца. Каким ты стал, Петька, летчик-разведчик, старший научный сотрудник?

…Все у нас готово. Вся семья ждет Моисеевых. Скорее бы! Жду самых дорогих гостей, ежеминутно поглядываю в окно.

Звонок. Приехали! Как же я мог проглядеть? Открываю дверь. Нет, не Моисеев.

— Георгий? Здравствуй. Заходи.

— Здравствуй, Николай. С праздником тебя, с нашей Победой!

— И я поздравляю тебя.

— Случилось что-нибудь на работе, Георгий?

— Ничего, стихи я принес. Написал ночью. Ты же вчера вечером говорил, что сегодня ваша встреча.

— Давай. Поет твоя душа!

— А как же? Сегодня День нашей Победы. Даже не верится, что уже прошло двадцать лет. Кажется, это было вчера…

Георгий Герасимов — сторож нашего комбината. Он фронтовик, потерял в бою правую руку. И вот принес стихи.

— Отлично, Георгий! Прочитаю ребятам обязательно!

— Прочитай… С какой бы радостью и я сегодня встретился с однополчанами! Но вот беда: никаких связей с фронтовыми друзьями нет. У нас в пехоте ведь как: прибыло пополнение — два-три дня, неделя боев, и нет никого… Кто убит, кто ранен… Я чудом продержался на передовой два года. И вот рука… Да еще в голову…

— Да-а-а. А ты сам хоть пяток их послал?..

— Ну что ты? Покосил сволочей из пулемета… Не обидно. За товарищей и за себя рассчитался… Ну я побегу — на работу мне нужно…

Герасимов уходит, а Моисеева все нет и нет…

Ровно десять часов. Еще раз иду к окну, смотрю вниз, во двор дома, и вижу только что подъехавший бежевого цвета «Москвич». В кабине сидит Моисеев. Вот он вышел и шарит глазами по верхним этажам нашего дома.

— Петя! — зову его.

— А, Коля! Вон ты где!

— Петя, проезжай вперед и разверчивайся. Сейчас я выбегу к тебе.

— Есть! — отвечает Моисеев.

Сбегаю со второго этажа.

— Здравствуй, Петенька! Здравствуй, дорогой! С праздником Победы тебя, родной!

— Здравствуй, Колюня! Поздравляю и тебя с Победой!

Мы крепко обнимаемся… У нас обоих слезы на глазах. Думали ли мы, что в двадцатилетие Победы встретимся?!

— Какие мы счастливые! — говорит Моисеев. — А ребята…

— Да… Наши. Пронин, Угаров, Вишняков, Генкин, Баглай, Сухарев… Боже мой!.. — вырывается у меня, когда разглядываю его курносое лицо. — Петька, чертенок ты эдакий, да ты такой же, как и был! Седые волосы только, вот сивый стал…

— Ерунда — седые волосы сейчас в моде.

— Молодец, Петька, что приехал. Я тебя так ждал!.. А где Рада?

— В магазин ваш забежала.

— Это вы напрасно — у нас все есть.

— Ничего, Коля, к празднику полагается.

— Ну, дорогой Петька, показывай, как ты ходишь!

— Хожу нормально, Коля. И на работу вот так, — Петро берет палочки, опускает оба протеза на землю и становится на них.

— Видишь? Уже стоим! — с деланной бравадой говорит он.

Мне почему-то стало очень больно на душе, Именно сейчас я боюсь сказать лишнее слово, чтобы невзначай не обидеть друга.

— Давай, Петя, помогу тебе машину поставить.

— Ничего! Мне, Коля, это не тяжело. Давай лучше сменим пластинку. Ты помнишь, какие Шопен стихи писал? А как он рассказывал!

— Все я помню.

— А ты помнишь, как ему оперативный уполномоченный сказал: «Шопен-болтун — находка для шпиона».

— Помню. Да, с этих пор Димка стал молчаливым…

Мы идеи в дом.

«Да, тяжело будет Петьке подниматься на второй этаж», — подумал я. Но Моисеев широко ставит протезы и, не торопясь, спокойно идет. Я еще не видел таким Моисеева, и мне почему-то кажется, что он вот-вот упадет.

— Ой, не упади ты, Петя! — не сдержался я.

— Да что ты, Коля? Ты меня просто смешишь. — Моисеев переставляет протезы, помогает себе палочками и шаг за шагом поднимается выше и выше по ступенькам. Вот он уже взялся за ручку двери.

— Видишь? Вот так и ходим. Медленно, но уверенно. И ни шагу назад, как говорили на войне! — сказал он решительно.

— Герой ты у меня, Петро! Я все хочу, чтобы тебе было присвоено звание Героя Советского Союза… В пятьдесят восьмом писал Ворошилову, просил… А к двадцатилетию Победы, знаю, Валентик, Кантор и Топорков послали на тебя материал в ЦК КПСС…

— Может быть, и не нужно забивать головы… Героического подвига, такого, как Талалихин, Матросов, Маресьев, я не совершил. Воевал так, как воевали многие. Вишнякову и Генкину не присвоили Героев, а Моисееву?.. Моисееев — рядовой летчик, каких тысячи…