Святослав Сахарнов - Камикадзе. Идущие на смерть

Грузились на них, заходя по колено в воду. Одна женщина с ребенком на спине поскользнулась и упала. На пароход лезли по веревочной лестнице, верткие деревянные ступеньки выскальзывали из-под ног, пальцы Сатоко бились о железо. Мальчишка с неожиданной ловкостью, как обезьяна, полез впереди нее. Вещи подхватили краном и грудой вывалили на палубу. С трудом нашла свои узлы, перетащила к мачте, устроилась между двумя связками канатов, прикинула: не будет ли на ходу заливать, посадила мальчишку и села сама, подвернув ноги, прикрыв голову куском мешковины. В полдень застучал дизель, залязгала лебедка, с тоскливым стуком громыхая, поползла якорная цепь. Судно закачало, берег стал поворачиваться и отходить за корму.

Двое суток тащились по синей, голубой пустыне. Набегали короткие злые дожди, но люди были им рады — на время оставляли зной и жажда. Однажды на пароходе стали кричать и бегать: кто-то увидел ползущую по горизонту точку — самолет. Свой или американский?

В порт пришли ночью. Город показался черным, улицы, начинаясь прямо от причала, шли как ущелья. Стариков сразу же отделили, построили у трапа и увели. Кричали женщины — их задержали на палубе. Потом, когда причал опустел, на берег сошли и они. Растерянные, голодные, с плачущими детьми, застыли, сбившись в кучу. Когда небо над гаванью стало сереть, из темноты вымыло кирпичные стены складов и изогнутые крыши домов. Пришли служащие порта в сером и полицейские в синих форменных куртках, стали проверять приехавших. Какой-то чиновник сказал, что тех, кто пойдет за ним, он устроит на работы — рыть землю.

— Окопы. Скоро здесь будет война, — шепнула соседка, она держала за руки двух девочек — Я пойду с ним.

Сатоко осталась.

— Что ты шепчешь? — спросил ее сын. — Я хочу есть, ты слышишь, я хочу есть.

Она шептала: «Хиросима».

Ито призвали в январе. Пришел почтальон и принес красный листок Вторую такую же повестку принесли в мастерскую.

— Вот ты и попался, — сказал хозяин, — а я-то думал, ты протянешь еще годик, глядишь, война бы и кончилась. Наши войска уже вступают в Индию. И уже бомбят Австралию. Говорят, у нас есть оружие, которым можно разрушить любой город в Америке. С чего ты взял, что мы оставляем острова?

— Так говорят…

Юкки, увидев повестку, проплакала всю ночь. Ей очень хотелось иметь ребенка.

— Ну вот, а ты говорил, потерпи, потерпи, когда окончится война… А если теперь тебя убьют? Ито, постарайся, ну сделай это ради меня. Я так тебя люблю. Если бы не ты, я так бы и осталась под мостом. Меня покупали бы за деньги, а я бы говорила: ну вот еще один день прожила. Я не могу без тебя, без твоего ребенка, умоляю тебя, ну пожалей сегодня меня…

— У него нет технического образования, это деревенский мальчишка, — сказал один из офицеров в приемной комиссии. Комиссия сидела за столом. Ито, в расстегнутой, выпростанной из штанов рубашке, стоял перед ними.

— Ничего, здоров. Есть указание сейчас направлять в авиацию именно таких, — вполголоса объяснил старший. — Не обращать внимания на образование. — Он был председателем комиссии, два остальных важно закивали. У председателя поперек лба багровел шрам, он получил его в Китае в самом начале войны.

Остальные члены комиссии снова закивали, и в личном деле Ито появилась запись: «Воздушные силы. Оставить на Сайпане».

В тот день мы прикрывали высадку десанта в заливе Лейте. Наш «Сент Ло» бродил переменными курсами недалеко от берега. Эскортный авианосец — их переоборудовали из торговых судов, дешево и сердито, никто ими особенно не дорожил, нас совали в каждую дыру. Так вот, в 10.50 раздался сигнал тревоги. Появились японские самолеты. Их мы насчитали не больше десятка. Один направился к нашему «Сент Ло», сделал над ним горку и вдруг обрушился в пике. Он падал, а я видел кабину, шлем и неподвижное желтое лицо летчика. Потом — взрыв, и сразу загорелись отсеки с бензином. Огонь хлестал изо всех дыр, мы метались по палубе, это был какой-то ад… И вдруг палуба наклонилась и стала уходить у меня из-под ног. Остальные японские летчики тоже пошли в атаку, они врезались в борта авианосцев, как торпеды… Я буду помнить это всю жизнь… Меня вытащил из воды катер… Что у меня с кистью руки? Сгорела… Да, это был черный день: 9 октября 1944 года — начало атак камикадзе.

Его звали Ясунари Аоки. Он направил свой самолет на один из кораблей, но промахнулся. Он врезался в воду, не долетев несколько метров до борта. Аоки подняли из воды. В кармане его летной куртки нашли письмо: «После того как я умру, ты можешь делать все, что тебе вздумается». Я спросил его: «Кому адресовано письмо? Девушке?» Он ответил: «Моему брату».

Флотом, который, напав на Пирл Харбор, начал войну, командовал адмирал Ямамото. Так вот, наши адмиралы давно охотились за ним. И вдруг радиоразведка перехватывает сообщение: Ямамото вылетает на Новую Гвинею инспектировать расположенные там части. Ему устроили в воздухе засаду. Истребители охранения сразу были сбиты, и настал черед двух пузатых транспортных машин. Прежде чем расстрелять их, наши истребители несколько раз промчались мимо окон и видели, как Ямамото, припав к стеклу, смотрит на них… Обе машины развалились в воздухе… Японцы увидели это с берега, спустили катера и кинулись подбирать трупы. Тело адмирала тоже нашли. Его предали огню, а урну с прахом отвезли в Токио. Огромная кубическая, украшенная орденами и лентами, она стояла в мемориальном парке Хибая. Тут же стоял портрет адмирала… Я думаю, доживи адмирал до сентября сорок пятого — мы бы его повесили.

Пальмы и панданусы, рыжая трава вдоль обочин, крутые холмы сваливаются к воде, в ней беловатый с черными пятнами мертвый коралловый риф. Извиваясь как змея, колонна новобранцев проползла в глубь острова, перевалила через прибрежные холмы и замерла около низких одноэтажных, крытых проржавевшим железом бараков. За бараками курилась коричневой пылью, тянулась взлетно-посадочная полоса, около нее суетились люди. То вытягиваясь из капониров, то ныряя в них, перебегали, ревели моторами, тянули за собой хвосты кирпичной пыли учебные самолеты.

А потом однообразные дни занятий в классах, в ангарах, где стояли на деревянных козлах разрезанные со вскрытыми цилиндрами моторы и лежали на цементном полу уложенные в ряд бомбы и снятые с машин пулеметы, около них — набитые остроголовыми медными патронами ленты.

Камикадзе… это слово Ито услышал через неделю.

В полдень приехал генерал. Раскаленное до белизны солнце дрожало в зените, тени пальм собрались к подножию стволов. Подняв оранжевую тучу пыли, на посадочную полосу нелепо, боком, юля и прыгая, сел «Зеро». Когда он остановился, из кабины вытащили летчика — у него была прострелена шея. Летчика унесли.