Святослав Сахарнов - Камикадзе. Идущие на смерть

— Говорят, Токио сгорел дотла, — сказала как-то Юкки ее напарница. Они стояли у плиты, в медном котле клокотала жидкая соя. Она показала пальцем вверх, там были потолок и крыша, над которыми по нескольку раз в день пролетали американские самолеты.

— Они бросают много-много маленьких бомб, каждая горит и поджигает все кругом. Отчего они ни разу не бомбили наш город?

— Может быть, они считают его не очень важным?

— Ну да, а аэродромы кругом? Раньше был один, а сейчас уже третий заканчивают, желтая пыль оттуда так и идет, так и идет… А еще вчера я видела несколько пленных, их вели по улице, и люди бросали в них камни. Говорят, лагерь где-то в городе, их держат под землей, как животных. Поэтому американцы не бомбят нас, они боятся попасть в своих.

Когда вечером Юкки уходила из ресторана, в дверях хозяин ухватил ее за рукав:

— Постой, надо поговорить.

Он осмотрел ее с ног до головы, задержался взглядом на плотно запахнутом на груди халатике и, не отпуская руки, добавил:

— Задержись. Я давно хотел познакомиться с тобой поближе. Разве я не должен знать о своих работницах все? А? Мы даже попьем чаю. Приготовишь в моем кабинете.

Мимо них, стараясь не смотреть, торопливо бормоча: «Спасибо, до завтра» — проскользнула последняя из работниц. Юкки почувствовала, как злобно тяжелеют плечи, обреченно опустила лицо.

— Да, да, конечно, я сделаю все, что вы прикажете. Только… Я не знаю, как вам сказать… Дело в том, что я… Вы ведь понимаете: пройдет несколько дней — и я смогу сделать для вас все это.

— Что ты мелешь? — Лицо хозяина покраснело, нижняя губа оттянулась, показались нижние неровные зубы. — Смогу сделать… Почему для того, чтобы поговорить с тобой, я должен ждать?

— Несколько дней, всего несколько дней, — забормотала Юкки, пряча глаза, — ведь у нас, женщин…

— Не могла найти другого времени. А ты не врешь? Можешь идти. Только теперь сама подойдешь ко мне. Смотри, а не то…

Кланяясь на ходу, Юкки проскользнула мимо него и на слабых, дергающихся от испуга ногах побрела по улице. Конечно, она не недотрога; если бы не это, ей бы тогда не выжить, но теперь у нее Ито, а этот сальный, с гниющими зубами и потными руками скот…

Около ее дома в тени от фонаря, раскачивающегося на проволоке, натянутой от стены до стены, кто-то стоял. Переулок был узок и извилист, в нем часто случались нападения, недавно трое дезертиров убили возвращавшегося домой железнодорожного рабочего. Над трупом жена, плача и раскачиваясь, показывала всем две смятые бумажки — деньги, которые он получил днем и которые спрятал за подкладку форменной куртки.

— Вот, вот они, — бессмысленно повторяла она, расправляя и снова складывая бумажки. — Может быть, он мог откупиться?

Не думая, что рискует, Юкки пересекла улочку, углубилась в зыбкую тень, и тотчас человеку двери шагнул к ней и, прежде чем она успела крикнуть, крепко обхватил за плечи.

— Ито… — прошептала она.

Они лежали на брошенном на циновки матрасе, потные, и бормотали каждый свое, не веря в то, что случилось, не веря в то, что они встретились, что жизнь вернула им вчерашний день, и эти минуты ничем не отличаются от тех, о которых так часто и так горько оба вспоминали.

— Только скажи мне правду, ты не бежал? Ты не дезертир? Тебя не разыскивают? — спрашивала она, наклоняясь, становясь на колени и заглядывая ему в лицо. — Я все равно узнаю. Я помогу тебе. Я знаю, где прячутся те, кого ловит полиция.

— Да нет же, о чем ты говоришь. Третий раз повторяю — мне дали увольнение. У меня с собой документы. Не показывать же их тебе.

— Нет, рассветет, покажи. Это глупо, но если не покажешь, я не смогу успокоиться. Уйду на работу, а там буду думать только о тебе и переверну на себя бак У нас недавно одна облила себе кипятком все — лицо, руки, грудь.

Она сказала про работу, и перед глазами всплыла красная рожа хозяина. Она застонала.

— Что ты?

Жарко дыша ему прямо в ухо, прижимаясь и вздрагивая, рассказала про сегодняшний разговор. Ито выслушал спокойно, повернулся и заснул.

Едва он — летчик в форме — подошел к дверям ресторана, как старик-швейцар угодливо распахнул перед ним дверь. В полутемном зале за низкими столиками сидели несколько человек. Наклонясь и торопливо двигая зажатыми между пальцев палочками, они сосредоточенно ели скользкое, срывающееся тесто.

— Извините, только бобы и лапша. Что прикажете подать, господин военный? — Перед Ито стояла некрасивая пожилая, с густо накрашенным лицом женщина. — Бобы не очень хорошие, прошлогодние запасы.

— Позовите мне хозяина.

— Он у себя наверху.

— Хорошо, я поднимусь… Или нет, пускай спустится. И еще, чтобы здесь была… У вас работает посудомойка Юкки?

Женщина удивленно подняла брови.

— Конечно. Вы хотите пожаловаться на нее хозяину? Лучше сделать это у него в кабинете.

— Я сказал: попросите его сюда. И пригласите посудомойку. Не нужно переодеваться, пускай она выходит в том, в чем есть.

Женщина низко поклонилась и быстро ушла. Ито одернул полу кителя, прошелся взад-вперед. Колыхнулся занавес, который отделял зал от коридора, ведущего и к кухне, и к лестнице наверх, на второй этаж, и в зал торопливо вошел полный мужчина в европейском костюме. Заметив Ито, он направился к нему, поклонился и, растягивая в улыбке губы, спросил, что желает господин военный.

— Сейчас придет еще один человек, — ответил Ито.

— Мне сказали. Она работает у нас посудомойкой. У господина вышла с ней какая-нибудь неприятность? Женщины этого сорта…

— Да.

Из коридора несло сырым запахом кухни. Занавес снова колыхнулся, и в дверях показалась Юкки.

— Иди, иди сюда, — сказал хозяин, — не бойся. Говори, что ты там, дрянь, натворила.

Юкки, дрожа, приблизилась.

— Это он? — спросил Ито.

В зал снова вошла накрашенная женщина. За ее спиной задергался, приоткрываясь и закрываясь, занавес, замелькали белые халаты и настороженные, сменяющие друг друга лица.

— Это он? — Юкки кивнула.

— Что это значит? — начал было хозяин, и тогда Ито, удивляясь сам себе, не торопясь достал из кармана платок, обернул им пальцы и, сжав их в кулак, нанес ему удар в лицо. Хозяин зажал разбитый рот ладонью. В коридоре заметались, кто-то из обедавших вскочил, раздался звон чашек и крик

— Если я приду сюда еще раз, я застрелю тебя, — сказал Ито. — Идем, Юкки.

— Мне надо переодеться.

— Я позову сейчас военную комендатуру, — прохрипел хозяин, размазывая по лицу кровь.

Никто в зале не шевельнулся. Ито сунул руку в карман, но все поняли его жест по-своему — люди за столиками пригнулись, а хозяин опрометью кинулся наверх.

— Теперь я потеряла из-за тебя работу, — сказала Юкки. Они неторопливо брели домой. — Может быть, тебе надо было просто попугать его?