Жан Фавье - Столетняя война

Коалицию пополнили рейнские княжества. Юлих, Лимбург, Клеве и некоторые другие поддались звону стерлингов, щедро раздаваемых английскими послами. В те времена «договорной верности» в этом не было ничего позорного. Эта была всего лишь новая версия прежнего феодо-вассального договора — верность в обмен на фьеф.

В этом регионе Филипп VI мог рассчитывать лишь на немногочисленные остатки прежнего французского влияния, достигшего апогея при Людовике Святом и Филиппе Красивом. Ненадежный, по-прежнему слабый, Людовик Неверский мог лишь обещать, что обеспечит союз с фламандцами. Впрочем, он уже достаточно часто колебался — в 1330, 1334, 1336 гг., — чтобы слишком рассчитывать на него. Фландрия ускользала из его рук и из рук короля. Что же касается епископа Льежского или города Камбре, то они видели в союзе с Францией лишь способ уравновесить влияние слишком могущественных соседей из Эно и Брабанта. В Нидерландах королю Франции мало на что можно было надеяться.

Более изощренную игру вел император. Людовик Баварский и вправду пытался проводить политику равновесия, чтобы спасти ту долю власти, какая оставалась у него после разрыва с папой. Ведь Священная Римская империя германской нации находилась под властью отлученного и к тому же схизматика. Поэтому самому упорному противнику авиньонского папы, чтобы выжить, приходилось ссорить христианских государей. Торгуя своей дружбой, в августе 1337 г. он наконец продался Плантагенетам. Эдуард III даже получил от императора титул «викария империи в Нижней Германии», сделавший его официальным представителем императорской власти на Рейне и на Маасе. Это было отмечено в сентябре 1338 г. в Кобленце пышными празднествами, которые организовал император и оплатили англичане.

Если бы Бенедикт XII был более решительным, эта императорская политика привела бы к тому, что понтифик поддержал Валуа. Но папа довольствовался протестами, все еще веря, что вскоре сможет вновь навязать свое посредничество. В конечном счете причиной этого миролюбия и была решимость Эдуарда III: в июле 1338 г. король Англии вновь направил послов в Авиньон.

В те дни Эдуард III считал, что ему все дозволено. В Кобленце он принял оммаж вассалов империи, за единственным исключением епископа Льежского. Он завязал отношения с восточными соседями королевства Франции — с графом Женевским, с графом Савойским. Даже герцог Бургундский, все еще расстроенный династическим выбором 1328 г. и его последствиями для Наварры, прибыл и благосклонно выслушал заманчивые предложения Плантагенета.

Тогда-то Эдуард III и разделил шкуру неубитого медведя. Он заказал себе корону с лилиями. Он уже видел себя в Реймсе.

Филипп VI не остался в долгу. У него было меньше союзников, но они были полезней в длительной перспективе, потому что надежней. Разумное распределение рент в казне — великолепный прием, позволявший задержать выплату, если об обещаниях забывают, — принесло Валуа союз со многими князьями империи, например с графами Савойским и Женевским, на миг поддавшимися искушению английского союза, или с графами Водемоном и Цвейбрюккенским. Граф Люксембурга и король Чехии Иоанн Слепой постоянно бывал при французском дворе; он без колебаний присоединился к французам и привлек зятя, герцога Нижней Баварии. Генуя обязалась поставлять суда и опытных арбалетчиков. Наконец, свою симпатию выразил и Габсбург.

Самым большим успехом этой дипломатической деятельности — которой руководил прежде всего Миль де Нуайе, незаменимый человек для короля, — стал союз с королем Кастилии. В декабре 1336 г. Альфонс XI обещал французскому королю поддержку на море, которая окажется очень полезной в Атлантике: ведь от Байонны до мыса Сен-Матьё гасконские и английские моряки, с одной стороны, французские и бретонские — с другой постоянно дрались между собой, как на море, так и на берегу. Через четыре года кастильские корабли появятся даже в Северном море.

Политические формы конфликта были, таким образом, очень традиционными еще для одного-двух поколений. Но армии, которые столкнутся в самом начале военных действий, были совсем непохожи на те, которые в 1294 г. выставили друг против друга Эдуард I и Филипп Красивый.

Больше не было военных контингентов, какие вассал должен был предоставлять за свой фьеф пропорционально размерам последнего, не было пехоты, состоящей из сержантов, которую выставляли коммуны в качестве платы за королевское покровительство. Путь, который открыли во Франции решения, принятые сразу после поражения при Куртре, перемены, к которым Англию вынуждало сохранение шотландской угрозы, вели к появлению платной армии, контрактной армии, снаряжаемой за счет налога. Такой налог английский парламент и французские Штаты разрешили взимать с тех, кто хотел откупиться от военной службы — понятие такого откупа (rachat) появилось во Франции в первые годы XIV в., — говоря проще, потому что надо было защищать интересы короля и «общественного блага», в данном случае совпадающие.

Английская армия получила боевой опыт в Шотландии. Воины, которых капитаны приводили согласно условиям своих договоров, были профессионалами — английскими или гасконскими рыцарями, крепкими крестьянами-пехотинцами, чаще всего валлийцами. Договоры составлялись очень четко и именовались «indenture» [20], потому что оба текста, написанные на одном и том же пергаменте, разделялись по пилообразной линии, что позволяло, сблизив, доказать их тождественность. В них оговаривалось количество солдат, длительность службы, условия продления договора, процедуры выплаты. Если капитанам платили как положено, они имели те же интересы, что и наниматель, — больше можно было не опасаться измен или раздробления фронта, как в прежние годы.

У французского короля основу пехоты пока составляло коммунальное ополчение, показавшее чудеса век назад, на поле битвы при Бувине. Но хитрые горожане не всегда отправляли в армию тех, чьей энергии во время военных операций будет недоставать городу, а «сержанты», предоставленные сельскими «очагами», редко бывали людьми, чье присутствие в деревне незаменимо, поскольку время битв было также и временем сельскохозяйственных работ. Что касается конницы, это в основном еще было феодальное ополчение, политическое соперничество внутри которого обуславливало как его недисциплинированность, так и неэффективность. Король Франции набирал кое-каких наемников — немецких кутилье [21], генуэзских арбалетчиков. Но в армии при Креси и Пуатье они составят лишь профессиональное меньшинство.

С начала века никто больше по-настоящему не оспаривал право короля созывать в случае общей опасности не только прямых вассалов — «бан» (ban), — но и людей своих людей, тех, над кем феодальное право не давало ему непосредственной власти. Этот «арьербан» (arriere-ban), который он созывал или же в котором требовал от каждого выплатить налог в качестве выкупа за службу, стал одним из проявлений смещения в юридических принципах монархии. Обращаясь к арьервассалам и к людям своих вассалов через головы последних, король уже вел себя как суверен, как глава государства, а не как сюзерен, то есть высший из сеньоров.