Питер Устинов - Побежденный

Валь ди Сарат рассердился на дядю. Все еще находясь под впечатлением своих раздумий, он вновь ощутил вмешательство упорядоченного и до жути изобретательного разума Убальдини. Юный Росселли был обаятелен и честолюбив. Он стрелял глазами по сторонам, выражая готовность угождать на пути к личной славе. Улыбка его была заискивающей, из тех, что неуловимо сменяются решительной угрюмостью при внезапной перемене настроения начальства.

— Во-первых, я не нуждаюсь в охране, — сказал Валь ди Сарат.

— Преступник может быть вооружен.

— Тем не менее, в охране не нуждаюсь.

Росселли смиренно признал, что перед ним герой, и грациозно поклонился.

— Я выполняю приказ полковника де Гратиса, и все претензии адресуйте ему.

Расстроенно вздохнув, Валь ди Сарат продолжал:

— Во-вторых, если это отчаянный человек, мне представляется не самым разумным ставить людей на виду, давая понять каждому проходящему идиоту, что отель взят под наблюдение.

Росселли нахмурился.

— Я велел им стоять в темноте.

— Они все ярко освещены уличными огнями. Этот человек у себя в номере?

Унылый швейцар залопотал, оправдываясь:

— Нет, ушел. Мы понятия не имели, что он преступник. Номер был заказан по телефону, этот человек предъявил настоящий швейцарский паспорт на имя Коэна.

— Он ушел, но не выписался?

— Нет-нет, вещи его в номере.

— Все разумнее и разумнее, — недовольно сказал Валь ди Сарат, — этот человек возвращается в отель, видит карабинеров, решает бросить свои вещи и избегает вашей сети.

Росселли выбежал на улицу и прошипел своим глуповатым подчиненным несколько приказаний, те снова удалились в темноту.

— Есть у вас еще ключ от его номера? — спросил Валь ди Сарат.

— Вот, — сказал швейцар, протягивая ключ дрожащей рукой. — В этом отеле почти все ключи отпирают почти любую дверь.

— Мне это знакомо, — ответил Валь ди Сарат.

— Прошу прощенья, лифт не работает.

Валь ди Сарат и следом за ним взбешенный Росселли поднялись по унылой лестнице.

Валь ди Сарат вставил ключ в замок двери номера 117. Росселли выхватил револьвер и встал вплотную к стене.

— Кто мы теперь? — спросил Валь ди Сарат. — Бойскауты?

— Швейцар уже старый, возможно, рассеянный. Преступник может все-таки оказаться в номере.

— Не спеши. Твое время придет. Подвиг нельзя сфабриковать. Возможности совершить его нужно терпеливо дожидаться.

Они открыли дверь.

— Свет лучше не включать, — сказал Росселли. — Преступник может увидеть его с улицы.

Валь ди Сарат включил свет.

— Мало кто из людей станет искать окно своего номера снаружи, — ответил он, — и если Винтершильд из таких, то сочтет, что здесь горничная. А увидев луч фонарика, поймет, что это мы.

Они быстро осмотрели комнату. Швейцарский паспорт лежал на столе. Валь ди Сарат раскрыл его и увидел фотографию нужного ему человека. Доктор Вальдемар Коэн. Хмыкнул.

Потом взгляд его упал на открытку. С наклеенной маркой. Готовую к отправке, адресованную герру полковнику Фридриху Винтершильду, Лангензальца, Фалькенхайнвег, 18. Неосторожно.

Он прочел текст послания.

— Во Флоренции есть клуб «Уайкики»?

— Да, — ответил Росселли, — вульгарный притон. Мы наблюдаем за ним в связи с наркотиками.

— Это далеко? Пешком дойти можно?

— Кварталов восемь.

— Я прогуляюсь туда.

Четверть часа спустя Валь ди Сарат в сопровождении двух карабинеров на почтительном расстоянии появился у дверей клуба. Перед тем как войти, подозвал шедшего за ним капрала.

— Вы идете за мной вопреки моему желанию, — сказал он. — Я не могу этого запретить, потому что вам так приказано. Однако если хотите, чтобы наше предприятие осуществилось, должен попросить вас находиться снаружи и наблюдать.

И осторожно вошел в клуб один. Там было уже много людей, и он прямиком направился к бару.

— Не хотите посмотреть представление? — спросил бармен. — Начнется примерно через минуту. Дополнительной платы за это не берется. За столиком выпивка стоит столько же. Подадут ее без задержки.

— Налейте мне карпано, — оборвал его Валь ди Сарат.

Бутылки стояли в ряд вдоль большого голубоватого зеркала. Валь ди Сарат уставился в него, и когда глаза привыкли к новому освещению, ему показалось, что видит преследуемого, сидящего в одиночестве за столиком у черного бархатного занавеса, закрывающего вход за кулисы. Рискнул бросить на него осторожный взгляд. Да, то был Винтершильд, мрачный, глазевший на свои руки. Валь ди Сарат быстро оглядел зал. Увидел маленький свободный столик за барьером, идеальное место для флирта.

— Бармен, — позвал он. — Я сяду вон за тот столик. Пусть мой заказ принесут туда. Не хочу лишать официантку чаевых.

И положил на стойку двести лир. Бармен улыбнулся и кивнул.

Винтершильд не поднимал взгляда. Валь ди Сарат прошел к своему столику незамеченным и откинулся на спинку стула.

— Не хотите пересесть за столик получше? — опросила официантка.

— Нет.

— Поближе к подиуму.

— Нет.

Та пожала плечами и удалилась.

— Можно подсесть к вам? — спросила какая-то крашеная блондинка.

— Нет.

— Вы не очень общительны.

— Нет.

Как ни странно, Валь ди Сарат нервничал. Невероятно, через несколько минут можешь погибнуть, но люди все равно раздражают тебя. Никакой чувствительности.

Несколько раз он осторожно подавался вперед. Винтершильд застыл в удрученной позе. Он был по-прежнему один. Свет стал оранжевым. Скользкий человек с лакейскими глазами попросил тишины и объявил выступление мисс Фатимы Луксор. После вечерней езды и приятного запаха древесного дыма зрелище этого громадного создания, извивающегося под свист одинокой солдатни, было совершенно отвратительным, словно взгляд на Гоморру. Где-то неподалеку Ной должен был бы пилить свои доски.

Мисс Астрид Олаф, как всегда, вынеслась окутанной запахом дешевых духов и жасминной пудры; ей на смену пришла Тереза в роли Махарани Индрапуры. Валь ди Сарат видел подобные представления в американских бурлесках, почти вызывающие в своем отсутствии таланта и безрадостной сосредоточенности на самых спортивных аспектах полового акта. Они казались ему не красивее нефтяных скважин и ассоциировались только с самым отчаянным одиночеством.

Во время этого выступления Фатима Луксор подошла, поигрывая поясом, к Валь ди Сарату и взглянула на него.

— Одиноко? — спросила она.

— Очень, но мне это нравится.

Чтобы отделаться от таких женщин, нужно их отпугнуть. Они предпочитают то, что именуют здоровыми эмоциями. Разговорчивых или раздражительных не любят. Однако Фатима Луксор была не такой, как все. Ей перевалило за сорок, а мужчины платят деньги не за массу тела.