Георгий Венус - Зяблики в латах

…На открытых площадках бронепоезда кружился ветер. Свечников, до самого носа закутанный в какие-то пестрые тряпки, не мог держать винтовки. Руки ему не подчинялись.

— Ты! Э-эй! Сосколь-зне-ет!.. — крикнул Нартов и, подняв упавшую винтовку Свечникова, поставил ее между ногами.

— По-слу-шай!..

На штыках, разбиваясь, звенел ветер.

— По-слу-ша-а-ай! — снова закричал я Нартову. — А где Фи-ла-тов?..

— У-у-убит!.. — хлестнуло меня по вискам. — Под Се-е…

И вновь набежавший ветер отсек и далеко в степь отбросил конец его ответа.

Бронепоезд уже выходил в открытое поле.

…Высоко над головами размахивая поднятыми винтовками и погружаясь на каждом шагу в сугробы, мы медленно шли к занесенному снегом поезду.

Нартов шел рядом со мной.

— Вот, господин поручик, на лыжах бы!..

За левым флангом нашей цепи садилось красное солнце. Бронепоезд в тылу у нас все ниже опускался за сугробы. Лишь поднятая вверх четырехдюймовка его второй платформы, точно указывая дорогу, все еще торчала за нами. Поезд впереди нас все ясней выступал из снега. Около вагонов кто-то бродил.

— Цепь, стой!..

— Кажется, наши… — сказал Нартов.

Это было, действительно, наше 2-е отделение.

— Осторожней!.. Здесь яма. За сугроб лезайте!.. Левее!.. Еще левей!..

Ведя нас к засыпанным снегом вагонам, подпоручик Морозов разъяснил мне создавшуюся обстановку.

Взорванный железнодорожный мост на пути Льгов — Суджа упал и засыпал проходящий под ним путь Курск — Кореново — Ворожба, на котором и застрял санитарный поезд, очевидно, пытавшийся спастись от красных, занявших, по сведению одного из раненых, станцию Клейнмихелево и вышедших, таким образом, в тыл корниловцам, только что отошедшим от Курска.

— Ну хорошо, подпоручик, я понимаю… Ну, а ты чего?. Ты-то чего задержался?..

— А что делать прикажешь?. — Подпоручик Морозов остановился. — Раненых бросить?.. Персонал и те, что могли ходить, разбежались. Сто пятьдесят уже замерзло. Шестнадцать последних ждут очереди. А ты говоришь…

— Зачем же бросать! Но ведь можно было бы послать связного. Мог бы наконец потребовать… ну, средства для перевозки, что ли…

Ноги вязли в сугробах. За голенища ссыпался снег.

По затылку хлестал ветер.

— …осело, расползлось, и едет теперь по всем швам… Понимаешь? При таком положении за ранеными никого не посылают. Понимаешь? — говорил подпоручик Морозов, пытаясь за ушки сапога вытянуть застрявшую в сугробе ногу. — За мной, за боеспособным отделением, — другое дело… Видишь, я же не ошибся… А за ними… — он уже подошел к крайней теплушке санитарного поезда и открыл дверь: — А за ними вот — никогда!..

Друг подле друга, прикрытые соломой и шинелями, уже снятыми с замерзших, белые, с бурыми и сине-лиловыми пятнами на щеках, лежали на полу теплушки раненые корниловцы.

— Господин подпоручик, и это вы их всех сюда перетаскали? — почему-то шепотом спросил подпоручика Морозова Нартов.

В темном углу теплушки стоял какой-то молодой, коренастый солдат, с рыжими и густыми как щетка бровями.

— Нет. Он это… — кивнул на него головой подпоручик Морозов. Единственный санитар, оставшийся при поезде. Он же и отапливал. Два дня… Костылями, носилками…

Рыжий санитар дышал в кулаки и под самым носом тер их друг о друга.

— Здорово! — подошел к нему я. — Ну, что же ты?.. Здорово!

— Здрасьте! — вдруг быстро ответил тот, не по-солдатски кивнув головою.

— Здрасьте, здрасьте! — улыбнулся я. — Как звать тебя, молодец?

Санитар подумал и, не торопясь, поправил фуражку без кокарды.

— Ленц моя фамилия будет. Иохан Ленц.

— Немец?

— Та-а! Семля немного под Саратов есть. Из колонистов будем. Та-а, Ленц, Иохан. Я опять улыбнулся.

— Молодец Ленц! — и хлопнул его по плечу: — Спасибо за службу. Что санитар?

— Wo-o… В золдат зачислен.

— А какого полка?.. Куришь?..

— Мы первого Катериноштатский немецкого имени Карл Либкнехт, — курим.

— Ах ты, милая голова! — засмеялся Нартов. — Первый Катериноштадтский курить изволит! Ах ты, Либкнехт ты!..

— Смотри-ка, везде люди! — сказал за нами кто-то.

— Пленный ведь, — а сколько людей спас! О, Господи!..

…С дверей срывались сосульки. Стены теплушек были пробиты инеем. Бежал сквозняк…

— …Нет, подпоручик Морозов, бросьте меня водить по этому леднику!..

— …Подпоручик Морозов! Бросьте!..Во всех теплушках, уткнувшись головами под шинели, лежали замерзшие корниловцы, — безрукие и безногие.

— Подпоручик Морозов! Ехать нужно!.. Уже поздно, Николай Васильевич…

Подпоручик Морозов меня не слушал. Мне стало страшно.

— Николай Васильевич!

Мне показалось, подпоручик Морозов сходит с ума.

— Нартов!.. Эй, Нартов!.. Над крышами поезда грузно бежал ветер… Подошел Нартов, и вскоре бронепоезд «Россия» медленно подходил ко взорванному мосту.

— На насыпь осторожней! Эй, вы там!.. Не так, — головой вперед… Вот… Так вот… Правильно!.. А ну, который это?

— Одиннадцатый, господин поручик!

Было уже темно. На рельсах синими блестками плескалась луна. Над рельсами, играя с ослабевшим ветром, бежал снег.

— Двенадцатый?.. А Свечников где?.. Где Руденко?

— Эй, Свечников!.. Руденко!..тринадцатый, четырнадцатый… Пятнадцатый раненый тяжело хрипел…

— Осторожнее! Не растрясывай! Нартов, да поддержи же!

Когда уже и шестнадцатого раненого подняли на площадку, появились наконец Руденко и Свечников. Они волочили два тяжелых мешка.

— Что это? — удивленно спросил я.

— Магги… Ну и запасов там!.. Надо б вернуться, господин поручик.

Я взглянул на часы.

— Залезай, шакалы!..

Мы поднимались на площадку, ерзая животами о промерзлую броню.

На площадке невозможно было ни присесть, ни встать на колени. Раненые заняли слишком много места. Мы стояли глухой стеной, обхватив друг друга за пояса.

Черная снежная равнина быстро и круто скользила из-под поезда. Мне казалось, она срывается вниз и горбатой, бешеной волной бьет под колеса.

— Держись! Эй! Крепче!..

Высоко поднятая за нами четырехдюймовка чертила над горизонтом какие-то широкие круги и полукруги. И вдруг:

— Стой!.. Эй, стой!..

— Стой!..

За криком — вверх — взвился ветер и сразу же сорвался, сбитый внезапным выстрелом в небо.

Черная волна над насыпью рванулась кверху, вздулась и вдруг остановилась, гулко ударившись о броню.

Подпоручик Морозов соскочил с площадки и по шпалам побежал в темноту. За ним побежал Нартов.

— Упал? Кто? Кто упал?..

Но никто ничего ответить не мог.

Было лишь слышно, как на площадке перед нами стонали раненые и как дышал в темноте тяжелый и усталый паровоз.

Наконец Морозов и Нартов вернулись.