Владислав Шурыгин - Русский капитан

— Твою дивизию! Эльф горит! — крикнул Валерка. И кубарем скатился в люк бэтээра.

— «Эльф»! Ты горишь! «Эльф», отвечай, я «медведь»! Ты горишь! Движок горит! Как слышишь? «Эльф»! Ты горишь! — донеслось из люка.

— А ведь точно горит! — растерянно выдохнул кто-то из бойцов за спиной.

…Сквозь жирный чад я разглядел, как поднялась крышка командирского люка, оттуда как черт из табакерки по пояс высунулась знакомая фигурка Эрика. Он долю секунды смотрел на клубы дыма, после чего тут же вновь исчез в люке. Еще через пару мгновений «семьдесят двойка», резко клюнув стволом, остановилась. Из открытого люка вновь выскочил Эрик. На это раз в его руках был продолговатый баллон огнетушителя. Из другого люка с таким же баллоном выскочил его наводчик.

— Стой! — услышал я в наушниках команду Сергеича. — Командирам немедленно отправить по одному человеку с огнетушителями к танку! Бегом! Всем отвести технику и людей на сто метров от танка и прикрыться броней!

…Эрик, прыгая в клубах дыма, как петух по нашесту, что-то пытался нащупать в черноте у себя под ногами. Наконец, ему это удалось. Распахнулась крышка, и в небо тотчас плеснул здоровенный столб огня. Эрик отпрыгнул от него в сторону, и тут же опрокинул вниз раструбом огнетушитель, из которого в пламя ударила белесая пенная струя.

Я тоже рванул на бегу рычаг запуска огнетушителя, и подбежал к танку, когда прямо под ноги уже била струя пены. Прикрываясь от жара баллоном, я направил её прямо в пламя.

— Правее лей! Там топливопровод. Главное отрезать его от огня. — Крикнул мне сквозь дым Эрик.

…Со всех сторон к «семьдесят двойке» подбегали офицеры с баллонами. Черная копоть смешавшись с белыми струями огнетушителей, резко «поседела» и, наконец, понемногу начала опадать. Пламя утянулось куда-то в стальное чрево движка и лишь несколько шальных языков попытались было пару раз вырваться из него наружу, но были удушены пеной и угасли. Через минут десять всё было кончено. Черным сырым зёвом зиял распахнутый люк двигателя. Лениво курился белесый пар.

— Всё! Звиздец! Приехали… — на лице Эрика такая мука, словно он только что потерял любимое существо. — Топливный насос сгорел. Что же ты малышка, подвела? Ведь совсем чуть — чуть до дома недотянула. Еще пятьсот метров и дома! Что делать, мужики? — он растерянно смотрит на нас.

…Что мы можем сказать? Что вообще тут говорить? Все отлично знают, что будет дальше…

…Судьба поломанной техники здесь сурова. «Загнанных лошадей пристреливают!» — это правило коновалов на чеченской войне работает железно. Эвакуировать, вставшие намертво бэтэры, бээмпешки, танки нет никакой возможности. До ближайшей мастерской сотни километров дорог, каждая из которых может оказаться последней. Только за два месяца в засады попала три колонны. Поэтому волочь за три — девять земель бэтээр с заклиненным движком или подорвавшийся на мине танк никто не будет.

Таскать их за собой группировка тоже не может. Она и так как тришкин кафтан — здесь боевиков разгонит, за спиной они вновь власть берут. Так и носится по Чечне как пожарная команда…

Бросать их тоже нельзя. Это, считай, просто подарить боевикам. Уж те — наверняка смогут оживить любой движок, заменят любой механизм. У них и мастера найдутся и запчасти если надо прямо с завода привезут. Они деньги не считают…

Поэтому, если на месте танк, бэтээр или грузовик починить не возможно, то из них выдирается всё, что можно использовать как «запчасти», снимается оружие, разгружают боеприпасы и потом несчастную «конягу» передают «коновалам» — саперам. А дальше все просто — пару килограммов тола в основные узлы, замедлительный шнур, «чиркач» и через пару минут взрыв превращает вчерашнюю грозу боевиков в груду искорёженного металлолома…

Мы прячем глаза. Эрика жалко, но судьба его «семьдесят двойки» кажется решена. После пожара танк теперь просто груда железа. Починить его своими силами мы не можем. К тому же Эриков танк «нелегальный», нигде не числящийся. И до этого пожара запчасти к нему мы добывали с огромным трудом и исключительно «по бартеру». Ящик водки на топливный фильтр, или два камуфляжа за гидроусилитель. «Советы» сами без запчастей сидят, каждая гайка на счету. А тут целый пожар…

Подходит командир.

— Ну что тут, Эрик?

Эрик обречёно машет рукой:

— Топливный насос накрылся…

— Починить сможешь?

— Что чинить? Его ещё месяц назад надо было менять. После того как «граником» наебнули…

— А заменить?

— Да где же его здесь достанешь?..

Командир на несколько мгновений задумывается, потом, приняв решение поворачивается к нам:

— Так, Летунов, возьми «бэтр» и двигай к «советам». Найди у них в штабе полковника Егорова скажи, что от меня. Попроси тяжёлый тягач и с ним сюда. Затащите танк в лагерь! Подумаем, что можно сделать…

Вечером в командирской палатке состоялся военный совет.

…После нескольких часов радиопереговоров и посредничества вездесущего командира «советского» полка Егорова, где-то на Ханкале, в мастерских нашёлся неучтённый топливный насос. Нашли и его хозяина, который после продолжительного торга с нашим зампотехом, которому, как главному техническому спецу в нашем ханкалинском лагере, было поручено вести переговоры, согласился обменять насос на трофейное подарочное охотничье ружьё, которое наши взяли в одной из басаевских резиденций. На магическую фамилию «Басаев» тыловик клюнул и согласился меняться.

Был заказан на утро вертолёт. Теперь оставалось только сформировать команду, тех кому надо было смотаться на Ханкалу.

Понятное дело, что первый в этом списке был сам Эрик.

С ним решили отправить солдат, у которых закончился срок командировки, отрядили прапорщика за почтой и свежей прессой. Оставалась ещё одна проблема…

Пока Эрик возился со своим танком, командир собрал в палатке её обитателей.

— …Ладно, мужики, кто полетит с Эриком?

— Вообще-то это дело замполита… — кинул идею Аверин.

— Нет, я никак не могу! — тут же открестился Цыкин. — У меня здесь работы выше крыши. К тому же, я на Ханкале вообще никого не знаю. Я там был всего три дня. К кому я там полезу? Надо того, кто там дольше всего просидел.

При этих словах все посмотрели на меня.

Внутри всё похолодело, как перед экзаменом. Уж чего точно не ожидал, так это того, что речь, вдруг, зайдёт обо мне. Я ни с какого борта для «задачи» не подходил…

— А ведь действительно, Лёша, ты на Ханкале наверное дольше всех просидел…

«Дольше всех» — это месяц, когда я в прошлую свою командировку заболел бронхитом и три недели пролежал в ханкалинском госпитале, а потом ещё неделю ждал колонны в группировку.

— Товарищ командир, почему я? Я вообще не по этому делу. А на Ханкале вот уже третий месяц зампотех сидит. Он, наверное, там уже всех кур перещупал…