Гюнтер Прин - Командир подлодки. Стальные волки вермахта

– Сколько воды в корабле? – закричал капитан.

Через некоторое время ему ответили:

– Впереди четыре фута, в середине четыре с половиной.

Вскоре после пяти часов подошел спасательный катер и взял нас на борт. Старый Козел сел на нос. Лицо его было бледным, как воск, губы сжаты, он смотрел на обломки «Гамбурга», держа корабельный хронометр между колен.

Была ночь, когда мы добрались до Дублина. Нас провезли по темным улицам и разместили в общежитии Армии спасения. Ликера не было, только чай и сандвичи. Люди из Армии спасения запели гимн, нам предложили присоединиться. Слов мы не знали, но мелодия была похожа на наши песни. И мы запели со сжатыми руками:

К утру шторм утих, и мы отправились на «Гамбург». Палубные надстройки были смыты, в кубриках на фут воды. Корабль был в ужасном состоянии. День и ночь мы работали у насосов. Пшеница начала пахнуть, нам пришлось вытаскивать мешки на палубу и выбрасывать за борт. Тридцать четыре тысячи мешков, достаточно, чтобы в течение года кормить целый полк.

Мы стояли у Дублина шесть недель. В городе мы были очень популярны за нашу набожность, поскольку парни из Армии спасения расхваливали наше пылкое пение в ночь крушения. Кроме того, мы были немцы, а враг Англии – друг Ирландии. Обычно в кино аплодировали, когда на экране появлялись немецкие войска, англичан же приветствовали мяуканьем и свистом. Так было в 1925 году.

Судьба «Гамбурга» была решена через шесть недель: общее крушение.

Старый Козел улетел в Гамбург докладывать хозяевам. Нас собрали на «Лютцов» и привезли в Бремерхавен как пассажиров третьего класса – моряки без корабля. Там мы разделились. Вместе остались только Гарри Стовер, Витачек и я. Мы решили завербоваться в морской конторе в Гамбурге.

Туда мы прибыли в неудачный день декабря, перед Рождеством. В конторе на Адмиралштрассе горел свет. Маленький лысый человек за столом посмотрел на нас, когда мы вошли, и продолжал писать. Сидящий в глубине комнаты человек в черном встал со стула и подошел к нам. Это был Старый Козел.

– Думаю, мы должны обменяться рукопожатиями, – сказал он, протягивая свою костлявую руку.

Мы поклонились и пожали ее. Затем нам выдали наши документы. Выйдя, Витачек сказал:

– Он опять дешево отделался. Я предпочитаю грог.

Мы пошли в контору получить деньги. Сначала заплатили Стоверу, потом Витачеку. Подошла моя очередь.

– Вы должны нам пять марок, – сказал клерк.

– Что вы сказали?

– Я сказал, что вы должны нам пять марок, – любезно повторил клерк. Бодрый молодой человек хотел побыстрее отделаться от нас.

– Но как это возможно?

– Пожалуйста, читайте сами. – И он протянул мне бумагу.

Это был счет юнги Гюнтера Прина, написанный самим Старым Козлом. Начинался он с пары сапог за сорок пять марок, затем шел длинный список сигарет, ниток, иголок и прочих странных вещей, которые я стянул на борту. Я уставился на бумагу.

– Чудные цены, – сказал я.

– С этими деньгами можешь купить корабль, – засмеялся Витачек.

Но мне было не до смеха. Я полгода работал, мерз, голодал, был несчастлив, натер волдыри на руках – и все за это!

– А как я доберусь до дому? – спросил я, дрожа от ярости.

– Компания приготовила вам аванс – стоимость проезда в четвертом классе, – милостиво пояснил клерк.

– Вы, чертовы… – начал я.

Стовер положил на мое плечо свою широкую лапу:

– Заткнись, мой мальчик. Бери свои деньги, и пойдем. От этих подонков больше ничего не получишь.

Я вздохнул, и мы ушли.

– Не беспокойся, Прин, – сказал Витачек на лестнице, – мы что-нибудь сообразим, можешь пойти с нами.

– Я заплачу за тебя, – сказал Стовер, поигрывая деньгами в кармане.

– И я, – добавил Витачек.

Моряк с деньгами в кармане – это лорд! Стовер свистнул такси, и мы отправились к Поли, женщине, которую хотел видеть Витачек.

Девушки показались ему слишком вялыми, поэтому мы поехали в Таттерсол. Расстояние – всего несколько шагов, но Гарри Стовер настоял, чтобы швейцар, обшитый золотым галуном, вызвал ему такси. Он отказывался делать хоть один шаг пешком, пока в кармане есть деньги.

Ничего особенного не оказалось и в Таттерсоле, поскольку было время отпусков, поэтому мы поехали в Тритчер, потом в Алказар, выпивая в каждом месте.

– Прохладно, – сказал Стовер, передразнивая голос Старого Козла.

Закончили мы на черном диване в доме Термины Хансен. Витачек сидел справа, Стовер слева, я посередине. Мы пили, пока слезы не полились из глаз. Гарри Стовер промямлил:

– Еще одно плавание, Прин, и у меня будут деньги, чтобы купить «Звезду Давида», знаешь, недалеко от гавани. Это золотая жила. Там всегда будет шумно, и ты, когда придешь, получишь столько пива и столько грога, сколько выпьешь. Давай выпьем за это. Эй, мисс!

Сонная девушка за стойкой, поколебавшись, принесла три грога с водой, потому что ром был только у Гермины Хансен. Мы пили без перерыва. После шестого стакана Стовер засвистел в свой боцманский свисток, чем всех удивил. Он заплатил по счету, и мы ушли, так как мой поезд уходил в четыре утра.

Такси привезло нас на вокзал. Качаясь, мы шли рука об руку по платформе. Поезд уже подали. Он был ярко освещен. Мы поклялись, что никогда не покинем друг друга.

Человек в красной фуражке подал сигнал, и мне удалось заскочить в вагон, когда поезд уже трогался.

Стовер и Витачек стояли обнявшись на платформе и пели:

Я поднял якорь на пути к дому.

Спустя несколько недель я вернулся в Гамбург и поступил на «Пфальцбург», большое грузовое судно, направлявшееся в Южную Америку.

– Ты попал на прекрасный корабль, – сказал мне перевозчик, везя меня на судно. Он указал на уродливый черный пароход, забитый дерриками. – Когда они все заработают при ста градусах в тени, ты все сам поймешь, – кивнул он понимающе. Мы уже подходили к кораблю.

С мешком за плечами я вскарабкался по шторм-трапу. Меня встретил маленький широкоплечий человек с круглым лицом и плоским носом, боцман грузовика.

– Что ты хочешь? – спросил он.

Я показал ему документы.

– Ну, давай посмотрим, – кивнул боцман.

– Почему бы нет? – ответил я.

Он пожал плечами.

– Иди вперед. – И пальцем указал в сторону помещения на баке.

Это была узкая низкая каюта. В середине стояли шесть коек, попарно связанных проволокой, одна над другой. Вдоль стен жестяные рундуки. Две лампочки без абажуров днем и ночью горели белым как мел светом.

Я осмотрелся. Белье на койках было грязным, на рундуках висячие замки. Я вспомнил о «еврейском храме» на «Гамбурге». Там приятно: все из дерева, койки у стен, шкафчики никто не запирал. На парусном флоте нет воров.