Андрей Шкуро - Записки белого партизана

Я решил очистить Кисловодск (этого категорически требовал Деникин) и, держа против Минераловодской группы красных фронт у Бекешевки, Суворовской и Бургустанской, обрушиться в тыл Невинномысскому красному фронту. Мое войско, все время усиливавшееся притоком добровольцев, достигло уже шести казачьих конных полков, сведенных мною в 1-ю Кавказскую дивизию (полки 1-й и 2-й партизанские, 1-й и 2-й Хоперские, 1-й и 2-й Волгские). Из иррегулярной конницы я сформировал 1-ю Туземную горскую дивизию (полки 2-й и 3-й Черкесские, 1-й и 2-й Кабардинские, Карачаевский полк и Осетинский дивизион); пехота была сведена в пластунскую бригаду (батальоны — Офицерский, Терский и Хоперский); артиллерия состояла из 5 или 6 полевых четырехорудийных батарей.

К сожалению, у меня было очень мало снарядов и патронов, и поэтому небольшая моя армия не могла еще принять участие в серьезной военной операции наступательного характера. Войсковой старшина в Баталпашинском отделе за отсутствием оружия вооружил до 8 тысяч казачьей милиции самодельными пиками; на длинные деревянные древки насаживались самодельные, выкованные в местных кузницах острия. Войско это, получившее название «пикадоров», мужественно сражалось с большевиками. Однажды два батальона пикадоров были внезапно окружены красной конницей Кочубея [10] Кочубей Иван Антонович (1893–1919) — кубанский казак, участвовал в первой мировой войне, в 1917 г. — старший урядник. В начале 1918 г. организовал конный красногвардейский отряд, во главе которого участвовал в обороне Екатеринодара от Добровольческой армии. С июня — командир конного полка, осенью командовал 3-й Кубанской кавбригадой 3-й стрелковой дивизии 11-й армии, затем — 2-й бригадой Особой кавдивизии 12-й армии. В феврале 1919 г. попал в плен и 22 марта был повешен в городе Святой Крест. , моего бывшего казака, и, потеряв до 300 человек изрубленными, попали в плен, но были освобождены подоспевшей бригадой моей конницы, изрубившей в этом деле до 1,5 тысячи красных кавалеристов.

25 сентября большевики повели сильное наступление на Кисловодск со стороны Ессентуков и на станицу Бургустанскую, которой они успели даже завладеть. Я выслал конную бригаду, полковника Беломестнова против Бургустанской группы красных. На должность полевого начальника штаба я назначил только что присоединившегося к нам полковника генерального штаба Плющевского-Плющика, впоследствии, по уходе полковника Сальникова, назначенного генерал-квартирмейстером Добрармии. Зайдя в тыл группе красных, Беломестнов с двумя полками (партизанским и Хоперским) изрубил около 1,5 тысячи большевиков и взял до 600 пленных. Ободренные этим, бургустанцы перешли в наступление и отняли у красных свою станицу. Я же с главными силами вступил в бой с Ессентукской группой красных и сдерживал ее, деятельно готовясь к эвакуации Кисловодска, назначенной на 27 сентября.

Уступая приказанию генерала Деникина, я выслал два полка в тыл Невинномысской группе красных, в район станиц Беломечетинской и Отрадной. Около этого времени ко мне приехала моя жена, бежавшая в свое время из кисловодской тюрьмы при помощи штаб-ротмистра осетина Борукаева и скрывавшаяся в аулах около Нальчика. Доблестный Борукаев, бывший все время у меня адъютантом, впоследствии, в бою под Екатеринославом, пал смертью храбрых.

На рассвете 27 сентября началась эвакуация Кисловодска. Двинулось на заранее заготовленных подводах громадное количество беженцев, и вывозилось из Кисловодска имущество государственных учреждений. Ничего оставлено не было. Беженцы частью осели в Баталпашинской, а также в ее окрестных станицах — Усть-Джегутинской и Кардошинской, частью же двинулись на Сухум. Эвакуация прикрывалась кисловодским ополчением, офицерским и 1-м пластунским батальонами. Остальную часть своего отряда я бросил к Баталпашинской, на которую наступали красные со стороны Невинномысской, из Курсавки на Воровсколесскую и из Майкопского отдела. Эта группа уже успела овладеть станицей Отрадной. Впоследствии выяснилось, что это была одна из попыток Таманской армии проложить себе путь отступления.

Маневрируя все время и сосредоточиваясь то здесь, то там, я наносил короткие удары пытавшимся наступать колоннам красных. Более крупные бои произошли у станиц Воровсколесской, Невинномысской, Бургустанской, Суворовской и Отрадной. Войска мои были изнурены громадными, преимущественно ночными переходами, не успевая отдохнуть от которых тотчас же пускались в бой. Патронов было так мало, что «Финансовая комиссия» скупала их у населения, уплачивая по 10 рублей за каждый. Я возил с собой небольшой запас патронов и, как драгоценность, из рук в руки передавал командирам полков по цинковой коробке с 600 патронами в критические моменты боев.

Это имело и свои хорошие стороны: казаки приучались дорожить каждой пулей и открывали огонь лишь с дистанции постоянного прицела (400 шагов), стрельба их приобрела чрезвычайную меткость и выдержанность. Сравнивая результаты своего огня с безпорядочной и почти безвредной пальбой красных, казаки вырабатывали в себе уверенность в собственной силе и стойкости. Однако ввиду маневренного характера войны драться приходилось преимущественно кавалерии, которая за отсутствием патронов при каждом мало-мальски подходящем случае атаковала в конном строю, и притом не только кавалерию противника, которая обыкновенно не принимала удара, но и красную пехоту, масса которой полегла под казачьими шашками, особенно при преследовании.

Тем временем из Добровольческой армии пришли неважные вести. В первых числах октября большевики прорвали фронт генерала Боровского, овладели Ставрополем и угрожали Невинномысской и Армавиру. У них образовался некоторый плацдарм, на котором они могли теперь оправиться и создать новый ударный кулак. Я не мог предпринять ничего серьезного, не имея патронов и снарядов, и ждал с нетерпением подхода генерала Покровского, двигавшегося на соединение со мною и, как я имел сведения, хорошо снабженного и вооруженного.

Около 7 октября мои разъезды встретились с разъездами Покровского в глубине Майкопского отдела. 9 октября после боя у станицы Отрадной, которой я овладел, появились авангардные сотни Покровского. Я устроил почетную встречу генералу. Перед построенными полками мы выпили на «ты» с Покровским; наши казаки братались; станицы ликовали. Генерал стоял во главе отряда, состоявшего из 1-й Кубанской дивизии, которая включала в себя шесть полков большого состава — до 100 шашек в полку — и четырехбатальонную пластунскую бригаду под командой генерала Геймана [11] Генерал-лейтенант Гейман Александр Александрович (1866–1939) — из семьи казачьего офицера, казак станицы Геймановской Кубанской области, окончил Тифлисский кадетский корпус, 3-е военное Александровское училище, откуда был выпущен в 1885 г. подпоручиком в 155-й пехотный Кубанский полк, и Офицерскую стрелковую школу в 1912 г. С 1912 г. служил во 2-м Кубанском пластунском батальоне. Участвовал в первой мировой войне; в декабре 1914 г. был произведен в полковники, командовал 14-м, затем 8-м Кубанскими, пластунскими батальонами, с сентября 1915 г. — командир 2-го Кубанского пластунского батальона, в августе 1916 г. был произведен в генерал-майоры, в 1917 г. был назначен начальником 3-й Кубанской пластунской бригады, которую после Октябрьской революции привел на Кубань. Летом 1918 г. организовал из восставших казаков Майкопского отдела отряд, во главе которого боролся против Красной Армии, осенью переформировал отряд в пластунскую бригаду. С ноября 1918 г. — командир 2-й Кубанской пластунской бригады, входившей в состав Кавказской армии ВСЮР, в декабре был произведен в генерал-лейтенанты. По расформировании бригады в мае 1920 г. уехал за границу, жил в Сербии. , поднявшего весь Майкопский отдел и присоединившегося к Покровскому. При отряде была сильная артиллерия, имевшая тяжелые орудия. Покровский приказал выдать мне 100 тысяч патронов и 500 снарядов. Я доложил генералу, что подчиняюсь ему, как старшему по чину.