Вадим Полищук - Зенитчик-2

В Саратове уже почувствовалась близость фронта, к нашему эшелону прицепили две платформы с зенитными автоматами. Подозреваю, что в случае налета немецкой авиации толку от них будет немного, но хоть будет, чем фрицев пугнуть. Зато народ сразу подтянулся, посерьезнел, подавляющее большинство в зону боевых действий попадало впервые. Однако до Сталинграда мы не доехали. Второго января нас выгрузили на небольшой станции в паре сотен километров от города. От самой станции мало что осталось — бомбили ее много. Кругом занесенные снегом воронки, насыпь и рельсы хранят следы многочисленных ремонтов, от станционных зданий не осталось даже стен, только возвышающиеся над общим уровнем снега сугробы указывают на места, где они когда-то стояли.

Едва мы выгрузились, эшелон ушел обратно, а нас пешим порядком, по хорошо утоптанной предыдущими колоннами дороге, отправили куда-то на юго-запад, если ориентироваться по солнцу. Ночевать пришлось прямо в открытой степи. Точнее, когда-то здесь был хутор, но от него остались только пара закопченных труб да разрытые сугробы на месте домов, где наши предшественники разыскивали топливо для костров. Ночевать на морозе у костра — жуткое дело. Спереди уже пованивает паленым шинельным сукном, а со спины пробирает мороз. Надо периодически поворачиваться. Не дай бог заснуть, можно и не проснуться, товарищи периодически толкают друг друга. Если задремать и потерять над собой контроль, то можно упасть вперед — прямо в раскаленные угли.

Утром голодные, не выспавшиеся и замерзшие, мы тронулись в путь и к полудню едва доползли до более крупного населенного пункта, станицы или поселка. Здесь были уцелевшие дома, но народу в них набилось… Внутри холодно — топить нечем, но хоть от ветра защита есть. Спать можно только сидя, ноги вытянуть невозможно. Я пристроил вещмешок под спину и расположился почти полулежа. Рядом со мной пристроился Ерофеев.

— Надолго нас сюда?

— Думаю, нет. По частям быстро распихают, чего зря такую ораву кормить.

Однако со сроками я ошибся, как и с будущим местом службы — не судьба мне была послужить в Сталинградском корпусном районе ПВО. Продажная девка фортуна выписала очередной пируэт, в результате которого жизнь моя сильно изменилась, не могу сказать, что к лучшему.

Личный состав района ПВО и так процентов на пятьдесят был женским. Но потери зенитных частей Сталинградского, Юго-Западного и Донского фронтов в операциях ноября-декабря сорок второго года вынудили начальство еще раз прочесать состав частей ПВО на предмет высвобождения мужского контингента. Естественно, пополнение, которое еще не успели распределить по частям, попало под эту гребенку в первую очередь. К нам зачастили «покупатели» из отдельных дивизионов и полков зенитной артиллерии.

В занимаемых нами домах стало свободнее, раз в день стали кормить горячей пищей, если добавить отсутствие налетов авиации и полезных занятий, то стало даже скучновато. На престарелого сержанта никто из приезжавших позариться не спешил, разбирали более молодых. Но все когда-нибудь заканчивается, выходя из нашего пристанища, я столкнулся с незнакомым лейтенантом.

— Кто такой?

Я представился.

— Командир орудия? Это хорошо. А не хочешь послужить в нашем полку МЗА?

Наверное, он ожидал, что я бодро соглашусь «Так точно, товарищ лейтенант!», но я только плечами пожал, мне было все равно где. А лейтенанта я понимаю, они только что окружили Паулюса, надавали по сусалам Манштейну, пребывали в радостной эйфории и были готовы гнать фрицев дальше. Вот только я его оптимизма, по понятным причинам, не разделял. Лейтенант пригляделся ко мне внимательнее.

— Уже повоевал? Когда? Где?

— Днепр, Брянск, Елец, Воронеж.

— Понятно. Ну так что? Готов Родине в МЗА послужить?

— Можно и в МЗА.

— Не можно, а «есть, товарищ лейтенант».

— Есть, товарищ лейтенант!

— Вот так-то лучше. Через десять минут жду у штаба.

Штабом громко именовалась канцелярия, ведавшая прибывающими и убывающими, располагавшаяся в одном из уцелевших домов в центре поселка.

— И меня возьмите, товарищ лейтенант!

Колька то ли услышал, то ли почуял, что меня куда-то вербуют.

— А ты кто?

— Красноармеец Ерофеев!

— Заряжающий, — пояснил я. — С запасного полка вместе.

— Заряжающий тоже сгодится, — согласился лейтенант, — значит, оба через десять минут штаба.

— Есть, у штаба!

Лейтенант ушел. Колька удивленно взглянул на меня.

— Чего это он по избам ходит? Обычно по бумагам набирают.

— Людей себе подбирает, — ответил я, — для своего же подразделения. Вот и смотрит, кого брать. Ладно, пошли собираться.

У «штаба» стоял вымазанный белой краской тентованный грузовик, похожий на уменьшенный «студебеккер» без второго заднего моста. Возле грузовика притопывали, пытаясь согреться, еще шестеро таких же, как мы. Из дома вышел красноармеец и направился к машине.

— Что за агрегат? — поинтересовался я, кивнув на ранее не виданный грузовик.

— «Шевроле», девяносто три лошадиные силы, все мосты ведущие.

Сказано это было с нескрываемой гордостью за каждую лошадиную силу, как будто машина эта была собственноручно создана водителем от рамы до последней гайки. Я еще хотел расспросить его про машину, но тут появился лейтенант.

— Станови-ись!

Мы после некоторой заминки построились. Я оказался на правом фланге.

— Я — лейтенант Угрюмов. Ваша дальнейшая служба будет проходить под моим командованием.

Большой радости по этому поводу никто не выказал. После короткой переклички мы погрузились в кузов. Хлопнула дверца кабины. Что меня удивило — двигатель завелся от обычного стартера. Наши машины заводились только кривым. На ходу под тент малость поддувает, тусклый свет проникает внутрь сквозь щели. Холодно. Все попрятали руки, нахохлились, стараясь не растерять имеющееся тепло, на разговоры не тянуло. Машина едет неторопясь, на глаз километров тридцать-тридцать пять в час, а когда и меньше. В вечерних сумерках добрались до затерянного в заснеженной степи хутора.

— Переночуем здесь, — принял решение лейтенант.

Нам достался крайний дом, стоящий у дороги на запад. Все население хутора состояло из нескольких дедов, дюжины бабок и нескольких ребятишек. Все остальные в возрасте от десяти до шестидесяти лет обоего пола отсутствовали напрочь.

— Кто сам ушел, а кого герман угнал, — пояснила хозяйка дома, щеголявшая в зеленой шинели неизвестной армии.

Шинель для старухи была длинновата, полы буквально волочились по земле, что придавало бабке довольно комичный вид. Остановка военных на хуторе была праздником для местного населения. Немецкие войска и их союзники, отступавшие через хутор, дочиста выгребли все содержимое кладовок и погребов хуторян, обрекая их на голодную смерть. Кое-что у них, видимо, сохранилось, надежно спрятанное от мародеров разных национальностей, но случая подкормиться от солдатского котла они не упустили. Набив живот сухпаем, который после третьей тыловой нормы шел просто на ура, и, запив ужин кипятком с кусочком рафинада вприкуску, я уже намеревался завалиться на боковую, но тут малая нужда погнала меня на улицу.