Вадим Полищук - Зенитчик-2

На крыльце приплясывал часовой, хлопая себя по бокам — к ночи мороз сполз явно ниже двадцати градусов, на скрип открывающейся за спиной двери он даже не отреагировал. Сходу я передумал бежать в и без меня загаженный, насквозь промороженный сортир, сугроб за углом вполне подойдет для моей цели. Стоило мне завернуть за угол, как привычный скрип снега под ногами сменился странным хрустом. Ощущение такое, будто наступил на едва присыпанную снегом щебенку. От удивления я запустил руку в снег. Нет, не щебенка — гильзы. Судя по закраине, наши. Ё-мое, да их тут даже не сотни — тысячи! И все на небольшом пятачке. Судя по всему, около этого угла стоял «максим» и бил по дороге, ведущей от хутора на запад. И было это не очень давно, гильзы едва присыпаны снегом. Почему «максим»? Да потому, что ни ДС, ни тем более ДП такого количества патронов за короткое время переработать не смогут. Только старый надежный станкач с водяным охлаждением ствола способен на такое, да и выброс гильз характерный — вперед. А почему за короткое время? Да если бы бой был как-то растянут по времени, то пулеметчики позицию поменяли, а они с одного места выпустили пять или шесть лент. Но кто мог наступать на хутор за последние две недели? Немцы контратаковали? Обследование стены за россыпью гильз показало, что никаких следов от пуль или осколков на ней нет. И что получается? Недели две назад здесь стоял наш станковый пулемет, который буквально за несколько минут выпустил тысячу, а то и две, патронов в западном направлении. В ответ же не прилетело ни одной пули, ни одного снаряда или мины. Странно, очень странно. Сделав свое дело в сугроб, я заспешил обратно в дом. Внутри наткнулся на хозяйку.

— Бабулька, а кто у вас тут недавно возле дома воевал?

— Свят, свят, свят…

Крестясь, бабка шмыгнула в сторону, демонстрируя полное нежелание продолжать разговор на данную тему. Ну и ладно. Какое мне дело, кто тут в кого стрелял?

На следующий день подняли нас еще до рассвета, лейтенант торопился догнать ушедший вперед полк. После команды «По машинам!», еще не до конца проснувшись, я забрался под тент нашего «шевроле», притулился спиной к борту и, натянув поглубже ушанку, попытался добрать то, что не доспал. Не получилось, задние колеса у «шевроле» двойные, при движении машину в колее болтает сильно.

От хутора дорога сразу нырнула вниз, а затем начался длинный пологий подъем — тягун. Сидевший у заднего борта Колька толкнул меня локтем в бок.

— Смотрите, товарищ сержант!

Я нехотя разлепил глаза, взглянул в направлении колькиной рукавицы. Ну и что? Еще не до конца рассвело, и видимость была довольно паршивая. Бугры какие-то зеленые на обочине, почти занесенные снегом. И тут я увидел лицо. Бледное, перекошенное ужасом мертвое лицо проплыло буквально в паре метров от меня. Вместе с осознанием того, что все обочины завалены трупами в зеленых шинелях, куда-то в живот вполз липкий, ледяной страх. Десятки, нет, сотни и сотни, замерших и замерзших в самых разных позах покойников лежали на расстоянии всего метра от меня. Румыны или итальянцы? А может, венгры? Но точно не немцы, их серые шинели я хорошо помню. Привлеченные восклицанием зашевелились остальные, пытаясь рассмотреть, что же там интересного нашлось за задним бортом грузовика.

— Всем сидеть на своих местах! Отвернуться! Отвернуться, я сказал!

Парни молодые, совсем еще зеленые, насмотрятся на такие ужасы, и у самых впечатлительных еще и крыша поедет. Да и свой страх я постарался загнать поглубже. А обочины из трупов все тянулись и тянулись, надсадно выл на высоких оборотах мотор грузовика. А водителю с лейтенантом в кабине каково? У них-то обзор получше нашего будет. Невольно пришла мысль, что не всех убитых убрали с дороги, некоторые наверняка остались под колесами машин.

Звук мотора стал ниже и не таким громким — подъем закончился. Вместе с подъемом закончились и страшные обочины, дальше шли обычные сугробы. И тут у меня сложилась вся картина. Авангард одного из наших кавалерийских корпусов нагнал отступавшую колонну гитлеровских сателлитов, как только она прошла через хутор. Кавалеристы сняли с вьюка «максим», установили его около угла крайней хаты, и те, кто не успел перевалить через гребень, защищавший от пуль, навсегда остались в промороженной степи. Бежать они могли только по дороге, снега вокруг намело столько, что шаг в сторону и проваливаешься на глубину где-то между коленом и поясом. А тех, кого не убили пули, прикончил первый же ночной мороз.

Мне не было их жалко. В конце концов, никто их сюда не звал, и конец их был закономерен для врагов, пришедших на нашу землю. Но бойня была жуткая. У пулеметчиков должны быть железные нервы. Или очень сильная ненависть. Интересно, что они сделали, когда цели закончились и пулемет выплюнул последнюю ленту? Деловито открутили крышку кожуха и добавили снега в кипящую воду? Или торопливо закурили, высекая огонь из «катюши» и стараясь унять дрожь в руках? А еще кому-то пришлось растаскивать трупы, освобождая дорогу… Бр-р-р. Не то от холода, не то от увиденного меня пробила дрожь, как будто я сам только что убрал руки с рукояток «максима». А смог бы я так же? Наверное, нет. А может, да? Пока не попадешь в конкретную ситуацию, не узнаешь. Бр-р-р. Я постарался не думать об увиденном, но стоило прикрыть глаза, как начинали плыть мимо зеленые, заметенные снегом шинели и белые, замерзшие лица.

Полдня ехали по «выжженной земле». Отступая, немцы сожгли все, что могло дать хоть какое-то укрытие от мороза и непогоды преследующим их советским войскам. Вдоль дороги часто попадаются трупы, чаще немцы и их союзники, реже — наши. Никто их не собирает и не хоронит. Вид насквозь промерзших, страшных восковых кукол действует угнетающе. Поэтому едем молча, да и вой автомобильного движка общению тоже не способствует.

Через Дон переправились по мосту около Калача. Перед мостом машину проверяют. Документы смотрят только у лейтенанта и водителя, к нам в кузов просто заглядывают и пересчитывают по головам. Про захват этого моста передовым отрядом наших танкистов я читал когда-то давно, еще мальчишкой, теперь пришлось увидеть его воочию. Темнеет в январе рано, и лейтенант принимает решение — на ночь остановиться в городе. Калач, по местным меркам, крупный и важный населенный пункт, а значит, в нем есть не только комендатура, где можно попасть на губу, но и пункт питания для проходящих и проезжающих войск, где могут накормить чем-нибудь горяченьким.

Город носит следы скоротечного, но ожесточенного боя. Сопротивлялись фрицы отчаянно, в городе находились большие склады военного имущества, с которых снабжалась вся шестая армия. После недолгих скитаний по улицам пункт питания мы нашли. Там нам плеснули в котелки жидкого, зато горячего супчика. Похлебав, на ночлег устроились в одном из домов с выбитыми окнами, остальные были забиты под завязку. Нашли небольшое помещение без окон, туда все и набились. Водитель забрался в кабину и что-то там шуровал. У грузовика выставили часового с шоферским карабином, установили порядок смены. Вряд ли в округе остались немцы, кроме мертвых и пленных, но из наших славян, мимо брошенного без присмотра грузовика, редко кто спокойно пройдет, вот и приходится кому-нибудь торчать на морозе.