Анатолий Маркуша - Нет

— Рита, — сказала девушка и почему-то спросила: — Простите, пожалуйства, вы грек?

— Грек? Да, из греков, а что?

Рита смутилась, но мужчины, кажется, уже начисто забыли о ее присутствии.

— Я слышал, — сказал Хобот, обращаясь исключительно к Виктору Михайловичу, — что ты основательно поссорился с Генеральным?

— Брехня. Я не ссорился. Просто отказался объезжать новую лошадь…

— Ту, на которой накрылся Углов?

— Ту самую. Ты знаешь, для дела можно иногда совершать и несерьезные поступки, для рекламы — пардон, это не моя специальность.

Появился метрдотель.

— С пополнением! — наклонив голову и обращаясь к Хабарову, спросил: — Чего прикажете?

— Прежде всего еще бутылку коньяку.

— Ему, — сказал Канаки. — А мне хорошо бы холодного нарзану.

Метрдотель изобразил нечто среднее между изумлением и глубоким сочувствием.

— Не удивляйтесь, — сказал Хобот, — он отдыхает, а я работаю.

Метрдотель исчез.

— А пока что суд да дело, ты ушел в дипломатический, отпуск? — спросил Канаки.

— Почему в дипломатический? Просто в очередной. Все равно дублер в стапеле, летать пока не на чем, и потом… потом, если Севс не сделает чего нужно, я и на дублере не полечу…

— Севе упрямый, найдет другого Углова.

— Не будет он искать. Ручаюсь.

Не обращаясь ни к кому, Рита вдруг спросила:

— Значит, Углов умер? Это тот Углов, тот самый?

Хабаров будто впервые увидел девушку, поглядел на нее пристальным, тяжелым взглядом и ответил:

— Тот самый, Рита, убился… — И, словно желая перевести стрелку на другой путь, спросил у Хобота: — А тебя чего сюда занесло?

— Облетываем новые приборы. Маршрут практически значения не имеет, так отчего же нам было не завернуть к морю. Купаться-то всем охота.

— По трассе облетываете?

— Нет, над морем. Нужны малые высоты и абсолютно ровная поверхность…

— Ясно, — сказал летчик. — Посадочные РВ? Чьи?

— Сам не знаю чьи.

Рита налила коньяк в большой винный фужер и тихонько выпила. Этого никто не заметил.

Мужчины разговаривали. Они были в другом мире, в других заботах…

Медленно покачиваясь, плыл ресторанный зал-аквариум перед глазами Риты. То укрупнялось, то почти исчезало загорелое, коричнево-красное лицо Хабарова; кивал, словно собираясь кого-то клюнуть, длинный нос Канаки. До девушки долетали отдельные слова чужого разговора, но смысл слов не улавливался.

Ленчик сказал: «относительная высота». Чудно! Почему — относительная? Относительно чего?

Канаки сказал: «Доплер — это голова!» Какой Доплер? Никакого Доплера тут не было…

Заиграла музыка. Очень грустная, с перезвоном колокольчиков. Рите захотелось плакать. Но она не заплакала, а тихо сказала:

— Я хочу домой.

Когда исчез Канаки, Рита не заметила. Когда Хабаров рассчитался с метрдотелем, она тоже не заметила. Как они вышли на улицу, Рита не запомнила.

Потом было шоссе. Прохладное, черное. В бархатно-густом небе бесшумно кружились малюсенькие огоньки. Голубоватые крошечные огоньки мерцали и долго-долго кружились перед глазами.

— Светлячки? — спросила Рита. — Куда они летят?

— Спать, — сказал Хабаров и усмехнулся.

Утром Виктор Михайлович услыхал стук в номер и сразу же поднялся. Накинув купальный халат на плечи, он приоткрыл дверь. Коридорная, пожилая толстая тетя, подала телеграмму.

— Ох и любят же вас, — сказала женщина. — Это ж надо такие телеграммы слать! — и подала пухлую тетрадочку, склеенную из телеграфных бланков.

ПРИСТУПИЛИ ДОВОДКЕ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ТЧК БЛАГОДАРЮ ПРИСЛАННУЮ СХЕМУ ДУБЛИРОВАНИЯ ТЧК РЕШЕНИЕ НЕОЖИДАННОЕ ЗПТ ТАЛАНТЛИВОЕ ЗПТ ДОСТОЙНО АВТОРА ТЧК ПОЛУЧИЛИ НАШЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ БОЛЬШУЮ ЛОШАДЬ ПРОВЕДЕНИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ ИСПЫТАНИЙ НАТУРНЫХ УСЛОВИЯХ ТЧК ЛОШАДЬ ЛЛ ПОСТАВЛЕНА ОБОРУДОВАНИЕ ЗПТ КРАЙНЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО ВАШЕ ЛИЧНОЕ ПРИСУТСТВИЕ…

Хабаров усмехнулся, пробегая телеграфные строчки. Подумал: «Пока все идет что-то уж слишком гладко. Даже не похоже на Генерального. Ага, вот оно! Вот!»

…ОТНОСИТЕЛЬНО АСНЕРА ПРОШУ НАВЕКИ И ПРИСНО НЕ СОВАТЬ НОС ЧУЖИЕ ДЕЛА ТЧК Я УЖЕ ДВАДЦАТЬ СЕМЬ ЛЕТ СИРОТА ПРИВЫК ОБХОДИТЬСЯ СВОИМИ СИЛАМИ ТЧК ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ ПРИЕМЛЕМЫЙ СРОК ВЫЛЕТА ЗПТ ЕСЛИ ТРУДНО БИЛЕТАМИ ПРИШЛЮ САМОЛЕТ…

Бесконечно разные голоса неба постоянно звучат над землей. Утренний, едва проснувшийся ветерок баюкает сам себя, шелестит листьями, морщит озерную гладь, пробегает легким ознобом по спине хлебного поля. Ветер посильней, набрав скорость, превращает телеграфные провода в струны гигантской арфы, заставляет гудеть, стонать, плакать невиданный инструмент, вселяя в людей тревогу и беспокойство. Сильный ветер бьет волной в каменные берега, надрывается в такелаже судов, гнет деревья, рождая и стон, и скрип, и тяжкие вздохи могучих вершин. Симфонию урагана не передать словами — это варварская, отчаянная музыка гибели, не укладывающаяся ни в какие каноны…

Слушай голоса неба, слушай прежде, чем оторвешься от земли. В полете ни мелодично-ласковых, ни предупреждающе-тревожных, ни откровенно-грозных голосов неба не будет. Громом двигателей ты подавишь все звуки неба, даже стон, рев и безумство урагана.

Слушай голоса неба и привыкай узнавать в них добрый привет антициклона, приближение наступающей грозы, откровенную ненависть свирепствующего шторма.

Теперь, когда телеграмма от Севса пришла и все точки над «и» расставлены, надо было действовать. Хабаров любил это состояние, приходящее к нему всякий раз перед атакой решительным шагом, направленным действием. Виктор Михайлович позвонил в аэропорт, связался с диспетчером.

— Здравствуйте, говорит Хабаров. Когда планируете Канаки?

— Заявка на восемь пятнадцать, но, кажется, они перенесут вылет, что-то еще делают на машине?..

Хабаров мельком взглянул на часы:

— Передайте Канаки, пусть без меня не вылетает, я сейчас еду. Понятно? — давать подобные указания Виктор Михайлович не имел никакого права, но нисколько не сомневался, что слова его будут переданы и распоряжение исполнено.

— Понятно! — сказал диспетчер. — Сейчас доложу.

Хабаров собрался, как по боевой тревоге, и уже через сорок минут был в аэропорту.

— Что случилось? — спросил Канаки, прежде чем поздороваться с Хабаровым.

— Вчера ты говорил, что будешь садиться по соседству с нами, хочу улететь с тобой. Возьмешь зайцем?

— А что случилось?

— Вот прочти, — и он протянул Хоботу полученную час назад телеграмму.

— Ну мастер! Умеешь давить, умеешь… Ладно, пошли на машину.

Первая треть маршрута тянулась над морем, Шли на малой высоте. Канаки работал: включал радиовысотомеры, записывал их показания, сличал с показаниями эталонных приборов. Повторял режим и снова фиксировал показания стрелок. Впереди в плотной дымке показался берег. Над дымкой виднелась неровная черта изрезанного далекими еще горами горизонта. Канаки перешел в набор высоты, включил автопилот и сказал второму: