Николай Ляшенко - Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера

Увидев, что гитлеровцы начинают восстанавливать свою оборону за спиной отряда, командир крепко выругался:

— Где же второй отряд?! Какого черта они там копаются?!!

— За действия второго отряда ответит командир. Наше дело — вперед! — прокричал комиссар.

Командир, сплюнув и еще раз выругавшись, поднял свой отряд и устремился к химкомбинату. Наступавшие уже четко видели зияющие пробоины в стенах зданий, пустые дверные и оконные проемы. Командир подал ракетой сигнал: прекратить артиллерийский огонь. Наша артиллерия немедленно замолчала. Но, когда отряд выскочил на самую вершину, за которой начинался спуск к строениям, из комбината затрещали пулеметы и автоматы, запели ротные мины. Перед командиром и комиссаром вспыхнули стайки земляных фонтанчиков, пули со всех сторон засвистели свое: «Тювф! Тювф! Тювф!» — отряд накрыли обстрелом почти со всех сторон! Схватившись за живот, упал тяжело раненный комиссар отряда. Безжизненно свалился связной командира. Послышались крики раненых, зовущих на помощь. Раненный в ногу, упал командир взвода младший лейтенант Свиридов. Потери отряда все увеличивались. Из комбината теперь изрыгали огонь и смерть каждая пробоина, каждый дверной и оконный проем, каждая щель. Среди наступающих рвались мины, а над их головами, в наш тыл, со свистом проносились одна за другой целые стаи вражеских снарядов. Связь с полком была прервана, все попытки восстановить ее не достигали цели.

Окончательно придя в себя, гитлеровцы открыли по отряду бешеный огонь из всех видов оружия. О взятии химкомбината теперь не было и речи. Отряд оказался в огненном кольце врага. Положение стало исключительно тяжелым. Люди инстинктивно искали спасения — возможность гибели превратилась в реальность. В такой ситуации одна и единственная мысль пронизывает все существо каждого человека: самосохранение. Трудно сказать, какой из органов человека, какое из его чувств в этот момент работает наиболее интенсивно, но, кажется, даже сознание не успевает за действиями тела.

Несмотря на тяжелое ранение комиссар отряда, сориентировавшись в доли секунд, рывком бросился в образовавшуюся неподалеку воронку от авиабомбы, где уже укрывались командир отряда, несколько солдат и офицеров. Отряхиваясь от пыли, он с удивлением смотрел на командира. Ему казалось, что он первым прыгнул в воронку — но как в ней оказался командир? Этого он понять не мог. Он помнил: когда ударила первая очередь из химкомбината, командир был от него слева, и в этот момент комиссар первым и рванулся к воронке. Когда и как мог обогнать его командир? Это было невозможно. И разум отказывался это понимать.

К счастью, воронка оказалась очень большой и с довольно крутым конусом, на дне ее был круг сырой земли, указывающий на близость воды. От пуль воронка была надежным укрытием, но от снарядов и особенно мин она почти не защищала. Опытные солдаты, не ожидая приказа, немедленно принялись подкапываться, но у большинства не оказалось лопат. В целях облегчения себя во время атаки они побросали свои лопаты на поле боя, и теперь каждый воочию убедился, какую недопустимую и опасную ошибку он совершил. То же некоторые проделали с касками, за что и поплатились жизнью. Хотя каска и не гарантирует жизнь, но всякому понятно, что череп — не такой уж прочный, чтобы выдержать удары пули, осколка снаряда или просто обломка камня или кирпича, а каска эти удары выдерживает.

Оказавшись без лопат, многие солдаты работали голыми руками, стараясь вырыть хотя бы сиденье в склоне воронки, другие орудовали касками, вгрызаясь даже в нетронутый грунт. Некоторое время воронка походила на поврежденный муравейник, все инстинктивно торопились поскорее врыться в откос, выкопать нору поглубже и тем обезопасить себя от осколков; одни вкапывались недалеко от поверхности, следующие под ними, третьи — еще ниже, и постепенно в воронке оказалось несколько ярусов лисьих нор, расположенных амфитеатром. Противник не ослаблял обстрела, но в воронке люди чувствовали себя в относительной безопасности.

В окружении

В горячке боя и труда люди не заметили, как день склонился к вечеру, жара начала спадать, хотя небо все еще было ясным и безоблачным, а в подкопанной части уже можно было укрыться в тень. С реки дул свежий ветерок, немного продувая воздух.

Артиллерийская канонада затихала, а пулеметные очереди лишь изредка вздымали фонтанчики на земляных валах вокруг воронки — гитлеровцы пристреливали свои пулеметы для ночной стрельбы. Солдаты, сделав перекур, продолжали вкапываться.

Командир сидел в своей вырытой нише, привалившись спиной, занятый размышлениями. Комиссар устроился рядом, положив обе руки на рану, как бы прикрывая ее от постороннего глаза, и страдальчески смотрел на муравьиный труд солдат. Командиру хотелось, чтобы ее вовсе не было, этой воронки, чтобы прямо от его ниши и до полка вела глубокая траншея, и по ней шла постоянная, так необходимая ему связь и поступало подкрепление... Но это лишь промелькнуло мимолетной фантазией. Фактически же отряд сидел в двух круглых воронках, вырытых нашими авиабомбами, окруженный со всех сторон врагом.

Приведя себя в порядок, командир стал осмысливать возникшую обстановку. Куда делся второй отряд, что с ним произошло — оставалось неизвестным, и теперь его отряду придется расплачиваться за всех. «Что ж, — с горечью подумал командир, — таковы новые условия», — и, осторожно выглянув из воронки, он стал внимательно осматриваться.

Левее, метрах в тридцати виднелась такая же воронка, оттуда, как и он высматривая, выглядывало несколько человек. На поле боя лежало много убитых из его отряда. Но были и раненые — повернув головы, они смотрели в его сторону. До оставшейся позади линии обороны немцев было с полкилометра, ее хозяева занимались приведением своих позиций в порядок.

Сзади — окопы врага, впереди — химкомбинат, слева — железнодорожный мост, справа — опять немецкие окопы. Круг замкнулся. Никакой связи с полком нет, радист был убит еще при форсировании линии обороны, рация находилась при нем. Из оружия командир обнаружил 2 ручных пулемета, 10 автоматов, 7 винтовок, до 30 ручных гранат. Воронки, в которых засел отряд, хорошо видны противнику со всех сторон, так как находились на самой вершине господствующей высоты. По нашим воронкам немцы могли вести прицельный огонь со всех сторон, из любого вида оружия, а для снайперов они были лакомой мишенью. Но это обстоятельство давало в руки отряду то преимущество, что можно было вести круговой прицельный огонь.

В целом сложившаяся обстановка была крайне тяжелой. Наступательных действий отряд вести не мог. Но и долго сопротивляться они не смогут, слишком мало осталось людей, оружия и боеприпасов, а каково наличие НЗ и совсем неизвестно. О воде никто пока не напоминал.