Генрих Гофман - Герои Таганрога

— А что, мы сами того не видим? Они, почитай, каждый день на Петрушину балку своих дезертиров водят, — вставил Константин Афонов.

— Что же мы приговор предателям не приведем в исполнение? — после паузы с грустью спросил Георгий Пазон. — Вон редактор газеты ко дню рождения фюрера второй орден заполучил. Директора театра и того наградили немцы. А мы еще за своих ребят не рассчитались со Стояновым.

— Сперва стрелять научиться надо, — одернул его Василий. — В генерала — мимо, в бургомистра — мимо. Раздразнили немцев. Теперь ждите, пока успокоятся. Одно могу разрешить: убрать Стоянова. Но этим Петр Турубаров занимается. У него с ним личные счеты, да и стреляет он, как пограничник, не в пример другим...

В понедельник около полудня к госпиталю военнопленных подкатила легковая машина.

Лейтенант войск СС выбрался из нее на тротуар и, хлопнув дверцей автомобиля, направился в хирургическое отделение. Это был Сергей Вайс.

В коридоре, как и было условлено, его поджидала медицинская сестра Анна Головченко. Она чуть заметно кивнула ему головой и повела к доктору Сармакешьяну.

— Немедленно доставить сюда пленного летчика Попова! — распорядился «эсэсовец», окидывая присутствующих строгим взглядом. Он протянул дежурному врачу бумажку с печатью гестапо.

Сармакешьян попросил Анну Головченко привести капитана Попова и вежливо предложил лейтенанту стул. Две сестры испуганно вышли из кабинета. Вайс уселся посреди комнаты, закинул ногу на ногу.

— Хорошо играешь, Сережа. Тебе бы артистом быть, — тихо проговорил доктор Сармакешьян.

— У Тарарина тоже неплохо получается. Сидит за рулем, как настоящий гестаповец.

— Куда повезете Попова?

— К одной девушке, поближе к морю. На днях переправим на ту сторону.

— Манин еще не ушел?

— Пока нет. Вместе с Поповым будет перебираться.

За дверью послышались шаркающие шаги. Через мгновение в кабинет в сопровождении Анны Головченко вошел высокий человек в гимнастерке без пояса. Левая рука его была забинтована и висела на перевязи.

— Шнель! Шнель! — сердито заторопил его Вайс и, кивнув на дверь, вывел пленного летчика в коридор.

Он спокойно прошел мимо полицейского, дежурившего возле ворот, подтолкнул Попова к автомобилю. Когда тот забрался на заднее сиденье, Вайс сел рядом, захлопнул дверцу. Заскрежетал стартер, мотор взвыл на больших оборотах, и черный «оппель-капитан» резко сорвался с места.

— Вот теперь здравствуйте, — проговорил Сергей и приветливо протянул летчику руку. — Медлить нельзя. В этом свертке старые брюки и толстовка с ремнем. Переодевайтесь прямо на ходу, пока мы будем петлять по переулкам.

Летчик сбросил драные полуботинки, которые, видимо, получил вместо отобранных сапог, начал стаскивать синие галифе с голубым кантом. Вайс помог ему натянуть брюки, накинул через голову серую рубашку.

— Все в порядке. Полдела сделано. Сейчас сойдете в Донском переулке. Идите прямо по ходу машины. Не торопитесь, к вам подойдут наши люди.

— Спасибо. Огромное вам спасибо, — срывающимся голосом проговорил Попов.

— Благодарить еще рано. Вот ваш паспорт. Этот человек уже умер, так что можете быть спокойны. Родился он в Краснодаре в четырнадцатом году. Это вам надо запомнить на всякий случай. Но, думаю, все будет в порядке... А я тороплюсь. Надо успеть возвратить машину...

В Донском переулке Тарарин, сидевший за рулем, остановил автомобиль. Попов вылез из машины. Через два квартала выскочил из нее и Вайс. Вся операция по освобождению капитана Попова заняла немного более часа.

«Оппель-капитан» действительно принадлежал таганрогскому гестапо. Его только сегодня закончили ремонтировать в автомастерских завода «Гидропресс», и Георгий Тарарин выехал на нем в пробный рейс по городу. А бланк справки с печатью гестапо раздобыла Нонна Трофимова у себя на службе. Казалось, все было предусмотрено. Поэтому, когда вечером Василию Афонову доложили, что летчик Полов укрыт в надежном месте, и он, и Вайс, да и другие исполнители этого смелого замысла успокоились.

Накануне Вайс доложил Василию, что окончательно убедился в принадлежности Мусикова и Раневской к немецким разведывательным органам.

— А мне Тарарин сказал, что Мусиков вчера ночью выполнил наше задание и ухлопал немецкого солдата на Петровской улице, — возразил Василий.

— Может, он его в офицерском кафе убил? — спросил Вайс с иронией. — Мои ребята видели, как он вчера вместе с Раневской туда ходил. Пробыли они там почти до закрытия, а потом вернулись домой. Разве ты им давал ночной пропуск?

Василий задумался.

— Надо с ними кончать, — сказал он решительно через некоторое время. — Подумай, кому это можно поручить. Завтра встретимся.

Но встретиться им уже не пришлось. Когда Вайс на другой день шел к Василию, его перехватил Константин Афонов.

— К брату не заходи. Взяли его сегодня. Днем, прямо с завода увезли...

Сергей побледнел, оторопело глянул на Константина:

— Кто? Немцы или полиция?

— Немцы.

— Надо срочно выяснить, где он сидит. Пойдем к Данилову. У него среди немцев много знакомых. Может, он через них что-нибудь узнает.

— Был я у него только что. Жена перепугана. Говорит, что второй день его нет. Вроде бы на окопные работы угнали.

— Час от часу не легче.

Решили идти к Константину, чтобы там спокойно, без помех обсудить создавшееся положение.

На пороге дома их встретила жена Константина с маленьким сыном на руках.

— Погуляй, Валюша, с Витасиком. Нам с Сергеем поговорить надо, — как можно спокойнее попросил ее Константин.

Он провел Вайса в просторную, аккуратно прибранную комнату, придвинул стул.

— Ты знаешь, кто предал брата? — спросил он.

— Уверен, что это дело рук Мусикова и Раневской. Я еще вчера Василию докладывал. Он принял решение их убрать. Просил подумать, кому это поручить...

— Может, возьмешь на себя? А я займусь тайниками с оружием. Хочу немедленно все перепрятать, предупредить наших людей. Пусть, кто может, укроется у знакомых... Мы не знаем, кого еще выдали провокаторы. Ведь Мусиков знаком и с Тарариным, и с Пазоном, да и со мной тоже...

— В лицо знает, а где они живут, ему неизвестно...

— Все равно ему надо заткнуть глотку как можно быстрее... Теперь о побеге. Можешь узнать, куда посадили Василия?

— Этим я займусь сегодня же вечером... Мы потеряли Морозова. Василия надо спасти.

Исхудавшее, болезненное лицо Вайса (в последнее время процесс в легких усилился) выглядело печальным. Арест Василия очень огорчил его.

И Константин и Вайс отлично понимали, какая страшная участь ждет Василия, если немцы узнают, что у них в руках руководитель городского подполья.