Леонид Острецов - Кому бесславие, кому бессмертие

В союзе и сотрудничестве с Германией он должен построить новую счастливую Родину в рамках семьи равноправных и свободных народов Европы…

Когда Власов закончил речь, посыпались частные вопросы, на которые Антон только и успевал реагировать.

— Скажите, генерал, — обратился один из офицеров. — В чем вы видите конечные политические цели для России, если вам удастся разгромить большевизм?

— Паритетный мир с Германией и присоединение к свободной Европе, — незамедлительно ответил Власов. — А дальше — восстановление хозяйства и установление настоящего социалистического строя, с роспуском колхозов, свободой торговли и ремесел.

Спустя некоторое время Антон заметил, что на генерала подействовал алкоголь, и тот стал более смелым в своих высказываниях, пообещав немцам занять Ленинград силами РОА.

— Кончится война, — сказал он, — мы освободимся от большевизма, и тогда в нашем Ленинграде, которому мы вернем его настоящее имя, будем принимать немцев как дорогих гостей!

Реакция на это смелое заявление у многих офицеров была не слишком восторженной, и Антон заметил это по некоторым лицам и сопутствующим тому комментариям.

Когда интерес к Власову снизился, генерал направился к невысокому улыбчивому брюнету, который беседовал в обществе одного военного и яркой молодой женщины в парадном офицерском мундире.

Антон давно обратил внимание, что этот скромного вида человек уже давно бросал заинтересованные взгляды на Власова. Теперь он охотно отделился от своих собеседников и направился им навстречу.

— Вальтер Шелленберг, — представил его генерал Линдеманн. — Бригаденфюрер СС, шеф разведки.

Антон много раз слышал это имя.

В беседе с Шелленбергом Власов моментально протрезвел, хотя и говорил с ним жестко и напористо. Антон понял, что эта встреча является для генерала одной из наиболее важных на этом приеме.

— Пропаганда не может длиться до конца войны, — говорил он. — Если Гиммлер не поддержит создание реальной боевой армии, то все, чем мы занимались целый год в пропагандистском плане, вскоре станет просто бессмысленным.

— Вы так мрачно оцениваете обстановку на фронтах? — с интересом спросил Шелленберг.

— Я, как боевой генерал, считаю, что Сталин уже переломил обстановку на фронтах в свою пользу. Общаясь с офицерами вермахта, я убедился, что многие из них точно так же оценивают ситуацию. Но сейчас еще не поздно исправить положение формированием регулярных русских освободительных сил, подчиненных единому командованию.

— Не скрою, генерал, — задумчиво произнес Шелленберг, — что наше руководство не доверяет вам по двум причинам: во-первых, многие боятся, что, выступив в роли военного союзника Германии, вы выдвинете далеко идущие политические требования, а во-вторых, некоторые… — он замялся, — недалекие партийные руководители считают, что вы можете вести двойную игру и, обладая армией на передовой, повернете свои винтовки против нас, открыв на этом участке путь советскому наступлению.

На эти слова Власов только развел руками, а Шелленберг тут же добавил:

— Я, конечно же, понимаю всю абсурдность подобных домыслов, но, к сожалению, у меня пока нет весомых аргументов, чтобы убедить свое начальство.

— Но, в конце концов, они должны понять, что только настоящая русская армия, столкнувшись на фронте со своими соотечественниками, способна внести сомнения у них в праведность этой войны для России. Тем более что все основные ресурсы пропаганды, на мой взгляд, уже исчерпаны. На сегодняшний день под моим именем стоят более миллиона русских добровольных помощников и регулярных солдат, а это уже более пятидесяти дивизий! А если к ним прибавить еще более миллиона «остовцев», годных к военной службе, работающих на предприятиях Германии?! А тысячи военнопленных, которые охотно могут пойти за мной?! А бывшие белогвардейцы, разбросанные по Европе?! А загнанные в колхозы жители оккупированных территорий?! Неужели вы думаете, что они не присоединятся к нам, когда по Украине и Белоруссии строевым шагом промаршируют регулярные части РОА?! Я мог бы собрать четыре — четыре с половиной миллиона человек! — Власов раскраснелся и громко, так, что некоторые обернулись, воскликнул: — Я дал вам четыре с половиной миллиона людей! Где они?!

Шелленберг с пониманием кивнул, нисколько не смутившись напора Власова, и спокойно произнес:

— Не горячитесь, генерал. Я понимаю вас и полностью разделяю вашу точку зрения. Но чтобы не быть голословным, обещаю вам лишь одно — доложить рейхсфюреру о нашем разговоре. Со своей же стороны я уже собираюсь предложить вам сотрудничество. Мы могли бы предоставить вашему штабу право на создание собственной разведывательной службы. От нас — вся необходимая техническая и иная помощь, от вас — всего лишь возможность для СД пользоваться добываемой вами информацией.

— Благодарю за доверие, — успокоившись, отреагировал Власов. — Я с удовольствием принимаю ваше предложение и готов сразу же по возвращении в Берлин заняться этим вопросом. Но помимо этого я не оставляю надежду на ваш разговор с Гиммлером.

Шелленберг кивнул и обернулся к своим прежним собеседникам, стоявшим поодаль. Поймав его взгляд, женщина и офицер подошли к ним.

— Фрау Вайкслер, — представил он женщину. — Эльза Вайкслер — наш сотрудник.

Невысокого роста, полноватый офицер представился сам:

— Штандартенфюрер СС Гюнтер Зиверг, — несколько напыщенно сообщил он.

Антон вздрогнул. Он хорошо запомнил это имя из злополучного письма «Филина». Судьба сама так и выводила его на путь, известный только ей одной.

Зивергу на вид было лет пятьдесят. У него было круглое красное лицо, мешки под глазами, редкие зализанные волосы. Он постоянно прикладывался к фужеру с вином и в разговоре гордо задирал подбородок. Антон вспомнил, что так же делал Муссолини, которого он видел в новостной кинохронике.

После обмена несколькими дежурными репликами Зиверг неожиданно спросил Власова:

— Известно, что все большевики — атеисты. А вы, генерал? Верите ли вы в бога?

— До революции я учился в духовной семинарии, — не задумываясь, ответил тот. — Уверяю вас, господин Зиверг, тот, кто однажды получил православное образование, уже никогда не станет атеистом. Сейчас именно вера помогает мне нести свой крест.

— Предлагаю выпить за наше успешное сотрудничество, — произнес Шелленберг и взмахом руки подозвал человека с подносом.

Когда все потянулись за фужерами, фрау Вайкслер обронила перчатку. Антон тут же нагнулся и, поднимая ее, заметил, что на белой ткани изящно вышита древнегерманская руна.

— Руна «зиг» означает победу, — тихо произнес он, как бы вскользь продемонстрировав свои знания, и подал перчатку ее владелице.