Леонид Острецов - Кому бесславие, кому бессмертие

Она протянула руку и буквально пронзила его жестким выразительным взглядом, так, что Антону даже стало не по себе. Он только сейчас обратил внимание на ее правильные черты лица, тонкие губы и прямой римский нос. Если бы не светлые волосы, то ее образ мог бы вполне походить на образ Медузы Горгоны или какой-либо иной роковой красавицы из античных мифов. Офицерская форма усиливала подобное восприятие.

— У вас прекрасное немецкое произношение, — проговорила она низким голосом и взяла перчатку. — Завтра вы тоже уезжаете с генералом?

— Нет, — ответил Антон. — Я работаю в Риге.

— Вы знаете древнюю германскую историю? — с интересом спросил Зиверг.

— Древняя история — моя специальность, — уверенно ответил Антон и осекся, встретившись взглядом с Власовым, который удивился неожиданно возникшему разговору своего переводчика с высшими офицерами СД.

— Они благодарят меня за перчатку, — неуклюже попытался объясниться Антон.

Видимо, не очень понимая, что произошло, Власов покачал головой и, сложив руки за спину, демонстративно отвернулся.

— Господин генерал, — тут же обратилась к нему фрау Вайкслер. — В ближайшее время мне предстоит еще не раз по делам службы приехать в Ригу. Я могу попросить разрешения воспользоваться здесь услугами вашего прекрасного переводчика?

Антон в смущении перевел ее просьбу. Власов оценивающе взглянул на него и пробасил:

— Ради бога. Только не слишком нагружайте его. У господина фон Берга здесь много работы.

Антон удивился, что генерал знает его новое немецкое имя.

На следующий день Шторер уехал в Берлин, и Антону так и не удалось сообщить ему о Скопове, а кому-либо другому доложить об этом он не решился.

С тех пор прошло более трех месяцев, но Скопов, как ни странно, больше не объявлялся, и Антон, полагаясь на какое-то неясное чутье, решил пока не вспоминать о нем.

В середине августа, утром, его разбудил приход адъютанта Шторера с указанием на двое суток перейти в распоряжение оберштурмбаннфюрера СС Эльзы фон Вайкслер.

Антон ее встретил у входа в фешенебельную рижскую гостиницу, названную немцами «Ноес вельт» — «Новый мир». Она выглядела так же, как и на приеме у Линдеманна — в офицерской форме, стройная и с гордым пронизывающим взглядом. Снова рядом с ней был Зиверг, который довольно дружелюбно протянул Антону руку.

— Я запомнил вас тогда на приеме у Линдеманна, — сказал он, — и был приятно удивлен, узнав, что вы немец, господин…

— Отто фон Берг, — представился Антон без лишних комментариев.

— А я думала, что по акценту вы прибалт, — сказала фрау Вайкслер. — Как видите, я выполнила свое обещание ангажировать вас.

— Буду рад помочь вам, фрау Вайкслер.

— Акцент у вас действительно похож на прибалтийский, — заметил Зиверг.

— Я много лет жил в Москве, — пришлось сказать Антону.

— Хотел бы я пообщаться с вами, если бы выдалась свободная минута, — произнес Зиверг и, небрежно взмахнув «хайль!», направился к ожидающему его автомобилю.

«Я бы тоже этого хотел», — подумал Антон, проводив его взглядом.

— Не волнуйтесь, господин Берг, — сказала фрау Вайкслер. — Я не буду вас долго мучить, как просил ваш генерал.

— Я полностью в вашем распоряжении, — ответил Антон.

— В таком случае идемте! — по-деловому произнесла она. — Вы знаете, где находится тюрьма рижского отдела тайной полиции? Говорят, где-то недалеко?

— В десяти минутах ходьбы, — ответил он, наслышанный о наличии этого заведения.

Пройдя полтора квартала, они свернули за угол и вошли в чугунные решетчатые ворота, которые напомнили Антону ворота отдела НКВД, куда привезли его тогда, зимой сорок первого.

На входе их встретил офицер и, тщательно проверив документы, повел за собой. Минуя несколько решеток и охрану, они молча спустились в подвал и вскоре оказались в длинном коридоре с камерами. Сопровождающий достал из кармана список и, подойдя к одной из камер, прочитал, обращаясь к фрау Вайкслер:

— Григорий Наумов. Майор войсковой разведки. Сведения о четырех музыкантах.

— Откройте, — приказала Вайкслер.

В камере на грязном матрасе, скорчившись, лежал измученный небритый человек и пустым взглядом смотрел на своих посетителей. После того как офицер приказал Наумову встать, Вайкслер принялась задавать вопросы, касающиеся его разведывательной деятельности до того, как он попал в плен. Она спрашивала о том, где и когда он организовывал заброску своих агентов в немецкий тыл, подробности этих мероприятий, имена и псевдонимы «музыкантов» (которыми, как понял Антон, называли радиотелеграфистов), а также показывала фотографии разных людей, видимо, подозреваемых в шпионаже.

Потом они посетили еще несколько камер, где находились такие же безликие изможденные люди, и им задавались похожие вопросы.

Из здания тюрьмы Антон вышел в подавленном, удрученном состоянии. Он с жадностью вдохнул свежего воздуха и посмотрел на фрау Вайкслер. Посещение мрачных казематов гестапо нисколько не отразилось на ее облике.

— Так много работы, что некогда насладиться летом, — сентиментальным тоном произнесла она и, прищурившись, взглянула на полуденное солнце.

Такую фразу и с такой интонацией могла бы сказать манекенщица или актриса, но никак не офицер СД, только что посетивший камеры с заключенными.

— На сегодня все, — сказала фрау Вайкслер. — Вы можете быть свободны, хотя… я была бы вам благодарна, если бы вы составили мне компанию в прогулке по Риге. Только мы зайдем обратно в гостиницу. Я хочу переодеться.

Предложение было сделано по-военному утвердительно, и Антон незамедлительно согласился.

Из гостиницы фрау Вайкслер вышла в легком клетчатом платье, которое сразу же превратило офицера разведки в приятную женщину.

Она улыбнулась и решительно взяла Антона под руку.

— Вы можете звать меня просто Эльза, — сказала она и уверенно повела его по рижским улицам.

Оказавшись в компании уже с настоящей женщиной, Антон расслабился и стал чувствовать себя свободнее, постепенно окунаясь в отобранные войной давно забытые романтические ощущения.

По предложению Эльзы, они сразу же зашли пообедать в небольшой ресторанчик.

— В Берлине я не могу допускать такие вольности, — сказала она за обедом.

— Какие вольности?

— Бросить все дела и пойти гулять с малознакомым молодым человеком.

— Наверное, к этому располагает рижское лето?

— Не только. Чем дольше идет война, тем меньше у всех нас становится времени на отдых и личную жизнь, — неожиданно сказала она. — Вам не кажется это странным?

— Пожалуй, — согласился Антон.

— Вот и я стала замечать это, хотя, казалось бы, все должно быть наоборот. Ведь нам всем обещали счастливый конец.