Леонид Острецов - Кому бесславие, кому бессмертие

Решено! Антон поднялся с места и принялся быстро собирать в рюкзак вещи — те, что брал с собой утром, он оставил на скамейке у кабинета следователя — да и бог с ними. Антон сложил сменное белье, мыло, теплую одежду, проверил паспорт, другие документы и сосчитал все свои немногочисленные сбережения. Все — можно уходить.

Уже у дверей он вдруг вспомнил… и вернулся в комнату.

Тайник находился прямо под письменным столом, в полу. Когда-то, еще при жизни бабушки, они вызывали ее — интересовались прошлым, и, дабы в дальнейшем не испытывать судьбу, вселившись в эту квартиру, Антон вынул гвозди из короткой половой доски.

Сейчас он отодвинул стол и ножницами поддел присохшую половицу. Достав пыльный сверток, Антон развернул его и разложил вещи. Что-то из этого он обязательно возьмет с собой. Например, вот эти письма, которые получала бабушка с фронта от деда, служившего в чине полковника у генерала Краснова. А также фотографии. Антон перебрал карточки: деду около сорока, он в форме, подтянутый, с уверенным глубоким взглядом. Бабушка — красивая молодая девица, всегда с кокетливой улыбкой на лице и цветами в руках.

Антон вспомнил, как перед смертью она рассказывала о своей жизни и постоянно причитала: «Жалко. Как жалко. Все прахом!» Потом он вспомнил, как в детстве представлял себя морским офицером, в форме, с кортиком на боку. Вспомнил служанку Машу и дворника, который при встрече с ним снимал картуз и называл его — десятилетнего ребенка — не иначе, как «барин». Боже, как давно это было, да и было ли вообще? Вот на фотографии виден их старый дом на Прудах. В подъезде была ковровая дорожка и цветы на подоконниках, за которыми ухаживала дворничиха. И вообще дом казался ему тогда огромным, подъезд — светлым, а сейчас… Он был там не так давно — приносил статью в научное издательство, которое теперь занимает почти все здание. Дом показался ему каким-то мрачным, стены вместе с потолочной лепкой выкрашены в темно-зеленый цвет, и ни ковровой дорожки, ни цветов. Бродя по издательству, он пытался обнаружить то, что осталось от их квартиры после внутренней перепланировки здания, но так ничего и не понял.

Нет, письма, все старые документы и фотографии он оставит здесь. Вдруг бог даст вернуться? С собой он возьмет карманную Библию, свой детский нательный крест и дедовский «браунинг» с патронами. Все равно ему конец, если его арестуют, — что с пистолетом, что без него.

Остальное он замотал в холст и положил обратно в тайник. Потом набрал номер телефона профессора. К счастью, тот оказался дома.

— Степан Михайлович? Это Антон.

— А… Добрый день, Антоша, — отозвался профессор. — Как идет подготовка к конференции?

— Степан Михайлович, я не буду участвовать в конференции, — сказал он и лаконично рассказал о том, что произошло с ним, и о том, что он собирается предпринять.

В трубке воцарилась долгая пауза. Потом профессор откашлялся и произнес:

— Вы никому не звонили, кроме меня?

— Нет, — ответил Антон.

— И правильно. И не надо. Вряд ли ваши друзья смогут вам сейчас помочь, даже если захотят. Но все же надо разобраться… все выяснить. Знаете, Антон, я считаю, что вам пока рано уезжать неведомо куда. Ну, где вы сейчас пристроитесь? На дворе зима… Я бы предложил вам вот что: поживите пока у меня на даче. Там сейчас нет никого. Перезимуете, а дальше — видно будет. Мне же, старику, бояться нечего. К тому же я теперь лауреат. Главное, что вы будете чувствовать там себя в безопасности. О нашем разговоре никто не узнает. А я постараюсь все выяснить относительно вас. Есть у меня кое-кто наверху. Они должны помочь, особенно теперь, с учетом моих регалий.

— Я не могу рисковать вашим благополучием, Степан Михайлович, — неуверенно произнес Антон.

— Ерунда. Я же говорю — мне нечего бояться. А вам нельзя так скоропалительно все решать. Вы же не рецидивист, чтобы всю жизнь скрываться по лесам да подвалам. Все. Даже не спорьте со мной! Немедленно берите вещи и поезжайте на дачу. Электричкой до станции, а там пешком недалеко. Вы знаете, где лежит ключ. Затопите печку. А я приеду к вам позже, и мы все обсудим. Вы слышите меня, Антон?

— Да, — ответил Антон, понимая, что это действительно самое разумное из того, что можно сейчас предпринять. — Спасибо вам.

Он положил трубку и надел пальто. На выходе, окинув последним взглядом квартиру, Антон неожиданно для себя отметил, что у него почему-то нет страха перед будущим.

С трудом, по колено в снегу, Антон добрел до дачи, нащупал над косяком ключ и открыл дверь. В доме было холодно. Скромная обстановка гостиной уже ничем не напоминала ту, что была в новогоднюю ночь. Он бросил вещи, натаскал дров и сразу же затопил голландку. Постепенно стал нагреваться весь дом!

Антон снял пальто и принялся обустраиваться в своем новом жилище — выложил в буфет купленные по дороге продукты, вытряхнул и перестелил постель.

Четыре бревенчатые стены гостиной и еще две комнаты — вот его новый мирок, в котором предстоит в тревоге и безделье провести множество серых, длинных, как ожидание, дней.

Антон осмотрел дом и вошел в кабинет профессора. Господи — сколько книг! Вся комната в стеллажах, которые забиты до отказа, — стопки научных журналов, собрания старинных изданий в солидных кожаных переплетах, книги на немецком, французском и английском языках. Они были натыканы между полок, лежали стопками на полу, по углам на письменном столе и стульях. Одна из нижних полок покосилась, и под нее был подсунут толстый красный томик. Антон отыскал молоток с гвоздями и приколотил полку. Потом вытащил книгу и с удивлением увидел, что это был довольно свежий — тысяча девятьсот тридцать девятого года — «Историко-революционный календарь». Портрет Сталина на первой странице был основательно помят. Хорошо, что этого не видели другие сослуживцы профессора. Антон хотел было разгладить вождя, но передумал и с пренебрежением сунул календарь за стопку журналов.

На столе были разбросаны отточенные гусиные перья — одна из причуд старика и множество исписанных, с исправлениями, листов.

В это мгновение Антон вспомнил про письмо, взятое им в кабинете следователя. Как же он мог забыть про него? Он быстро вернулся в гостиную, достал из кармана пальто злополучный конверт и вынул из него сложенный вдвое исписанный тетрадный лист.

Он дважды перечитал этот текст — текст, который своим содержанием поверг его в невероятное изумление.

«Здравствуйте, уважаемый Михаил Алексеевич!

Я еще не знаю, как дойдет до Вас это письмо — обыкновенной почтой или со случайным нарочным, но понимаю, что в обоих случаях рискую не столько я сам, сколько подставляю под удар и Вас. Но у меня, к сожалению, нет другой возможности связаться с Вами. Обстоятельства вынуждают меня немедленно уехать, и я не знаю даже приблизительных сроков своего возвращения, если оно состоится вообще.