Афанасий Кузнецов - Тайна римского саркофага

Горячей ладонью Алексей вытер пот, выступивший на лице.

Траурная процессия осталась позади. В душе Алексея продолжал бушевать вихрь самых противоречивых чувств, и к горлу все время подкатывался горький колючий комок. Перед глазами стояла жена Галафати и эти портреты... Почему же его портрет несут вместе с портретами тех, кто погиб в Ардеатинских пещерах? Ведь он остался жив!

Алексей еще раз оглянулся и вспомнил того русского товарища, которого повели тогда на расстрел вместе с Галафати. Значит, жена Галафати считает, что вместе с ее мужем погиб в ту страшную ночь и Кубышкин...

Городские улицы заметно расширились, и движение ускорилось. Навстречу одна за другой мчались машины. Все они до отказа были набиты американскими солдатами в кожаных куртках и комбинезонах. Солдаты вели себя шумно, оживленно, словно ехали на праздник. Они смеялись, горланили песни, а проезжая мимо пленных, кричали: «Гитлер капут!» Да, они вели себя, как победители.

«Студебеккеры» шли в Неаполь по новой Аппиевой дороге, вдоль побережья, через Альбано, Велетри, Чистерну, Террачину. Временами узкая полоска шоссе идет прямо как стрела, временами вьется по горным склонам. Кое-где виднеются высокие пирамиды вырубленного камня, небольшие белые плиты строительного материала. Это дорога — свидетельница боев. Именно здесь, недалеко от нее, происходили недолгие стычки на плацдарме у Анцио. Эти-то стычки союзники и пытались выдать за «решающие», «имеющие большое стратегическое значение».

В районе города Террачина дорога подходит к широкому простору бирюзового моря. Берег покрыт сыпучим, чистым песком. Бесшумные волны постоянно промывают его, образуя белую полосу прибоя. Виднеются рыбачьи лодки и расставленные в море сети.

Километров за тридцать до Неаполя у автомашины, на которой ехал Кубышкин, заглох мотор. Пришлось остановиться на окраине какой-то деревушки. Остальные машины ушли вперед. Была уже глубокая ночь. Бледный молочный свет луны омывал серые стены низких домов и сливался с огнями деревенской траттории, к дверям которой была прибита увядшая ветка сливы — примета итальянского кабачка, таверны.

Военнопленным разрешили сойти с машины. Кубышкин стал наблюдать за негром, копошившимся в моторе. Американец, ехавший в кабине, перехватил этот взгляд. Он подошел к Алексею, небрежно похлопал его по спине и спросил на ломаном итальянском языке:

— Ты что, разбираешься в моторе?

— Немного, — ответил Алексей.

Американец отошел от Кубышкина и заговорил с немцами. Это был человек мощного телосложения, уже немолодой — в висках густо серебрилась седина. У него было крупное лицо с прямым носом.

Поговорив с немцами, американец снова подошел к Алексею и коротко спросил:

— Немец?

— Русский, — ответил Алексей.

Брови американца полезли вверх.

— О-о, земляк! — восторженно воскликнул он на чистом русском языке и обнял Кубышкина за плечи. — Черт побери! Вот так встреча!

— Вы тоже русский?

— Ну да! — американец вынул пачку сигарет и протянул ее Алексею. — Мой отец жил в России, а теперь мы в Америке...

— Урал! Урал!.. — глубоко затягиваясь и выпуская клубы дыма, говорил он. — Черт побери! Как бы я хотел увидеть сейчас русскую природу... Но! Конечно, одними русскими березами сыт не будешь, это ясно... Что-то надо еще... Н-да-а!

Алексей промолчал.

А «земляк» продолжал:

— Оно, конечно, родная земля, милые сердцу поля, долины, горы... Но жить все-таки надо по-человечески, земляк! Жить надо так, как живут в Америке. Не бывал ни разу? Не приходилось? Э-э, напрасно! Много, много теряешь!

Вскоре Алексея вместе с пленными немцами перевели в окрестности Неаполя. Здесь, в районе монастыря Камальбулов, он снова оказался за колючей проволокой. Только на этот раз — у союзников.

Взяли отпечатки пальцев правой руки, несколько раз фотографировали, заставляли заполнить подробную анкету, на которой сверху была оттиснута надпись: «Вашингтон».

Улицы Неаполя были полны американских солдат и матросов, ко многим из них уже приехали семьи. Американцы заняли лучшие гостиницы и жилые дома. По улицам с бешеной скоростью проносились их военные машины с белой звездочкой на борту. Повсюду виднелись надписи на английском языке. По набережной небольшими группами шатались пьяные «джи» (так называли итальянцы американских солдат). Здесь они охотно встречались с проститутками и спекулянтами. На дверях некоторых кино и театров появились надписи: «Вход только для военнослужащих союзных войск». В городе начались аресты патриотов, которые вопреки приказам англо-американского командования взяли в дни оккупации в руки оружие, чтобы расправиться с фашистами.

Четыре месяца Алексей томился за колючей проволокой вместе с гитлеровцами. Эти немецкие вояки, взятые в плен в Италии, не были на Восточном фронте, не нюхали настоящей войны. Как-то толстощекий немец, глуповато моргая белесыми ресницами, спросил Кубышкина:

— Вот ты русский, а почему на твоей голове нет рогов? Я знаю, у всех русских на голове рога.

Кубышкин пригнулся:

— Пощупай!

Немец протянул было руку, но Алексей так боднул его в живот, что тот отлетел в сторону. Вокруг засмеялись. Кто-то сказал:

— У тебя, Фриц, нет мозгов. Это всем ясно и без осмотра.

Фриц ошалело смотрел на Алексея и ничего не понимал. Ведь ему говорили, что русские когда-то ходили в буденовках только потому, что прикрывали этими шлемами рога!

Сидеть в одном лагере с подобными типами было тяжело. Алексей написал несколько протестов на имя англо-американского командования, требуя немедленной отправки в Советский Союз. Но ни англичане, ни американцы не торопились отправлять его на родину.

Однажды Кубышкин после обеда курил возле столовой. К нему расслабленной походкой подошел «земляк». В зубах — сигарета.

— Хелло! Нет ли огонька?

Кубышкин дал прикурить. Уходя, «земляк» сказал:

— Заходи завтра вечерком ко мне в автогараж. Поможешь отремонтировать лодочный мотор.

Гараж располагался здесь же, на территории лагеря. И на другой день Кубышкин отправился туда.

Роберт Гарисон — так звали «земляка» — встретил его как старого знакомого. Угостил гаванской сигарой и принялся расспрашивать о здоровье, о письмах, отправленных в Россию. Потом они вместе пошли ремонтировать лодочный мотор. Гарисон был в коротких штанах и в рубашке с открытым воротом. Цветная ленточка на груди означала, что за службу в отдаленных местах он получил орден.

Ремонт был небольшой. Все это время «земляк» рассказывал о себе. Из его слов Кубышкин узнал, что тот занимается вербовкой рабочей силы для компании «Анаконда», женат на американке, имеет двоих детей. Он рассказал о том, как стал американцем.