Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Китайские солдаты, не имевшие права уходить с аэродрома во время бомбежки, несли своих пятерых погибших товарищей, которых осколки японских бомб буквально разорвали на куски. А наши самолеты, стоявшие на краю летного поля, чудом остались целыми и невредимыми, лишь слегка побитыми глыбами земли и камнями. Камень, величиной с футбольный мяч, насквозь пробил две правые плоскости моей этажерки. Но это было дело поправимое и сущий пустяк по сравнению с тем, что могло и должно было случиться. Все-таки ночная бомбежка, это, во многом, работа наугад и рациональные немцы предпочитали бомбить днем. Когда мы вернулись в нашу фанзу-клуб, то долго не могли уснуть, потрясенные увиденным и пережитым. Акции японцев резко подскочили в наших глазах.

А наутро к нам прикатил полковник Джан. К его ремню была прикреплена эмалированная литровая фляга. Он заглядывал нам в глаза не без тревоги, и все интересовался впечатлением от бомбежки. Полковник нас подбадривал, рассказывая, что ему приходилось переживать и не такие бомбежки в Шанхае, Пекине и Ханькоу, а вот, как видите, жив и здоров. А потом Джан предложил самое разумное, что можно было сделать в этой ситуации, и что мы совершенно напрасно считаем своим национальным изобретением — выпить по маленькой. Тем более, что литровая фляга на поясе полковника, оказалась наполненной коньяком «Мартель», весьма полезным изобретением французских виноделов. Полковник налил нам и себе граммов по пятьдесят коньяка и, совсем не по-славянски, завинтив флягу, повесил ее на пояс. Мы «тяпнули» понемножку и облизнулись. Но хотя продолжения и не последовало, наш боевой дух значительно поднялся и мы начали отзываться о японцах с элементами задиристости. А полковник Джан был сурово наказан судьбой за нарушение славянских обычаев гостеприимства — пить до упора. В яичницу, которую ему подали в столовой, упало две склещившиеся мухи. Он удивленно посмотрел на них раскосыми глазами и приказал убрать блюдо. Мы не могли удержаться от улыбки, которая переросла в хохот, когда и в следующую порцию, поданную полковнику, или в эту же самую, только уже без прежних мух, шлепнулась новая пара насекомых, увлекшаяся любовными играми. Сам полковник был весьма удивлен этой приметой и стал не без подозрения поглядывать в нашу сторону. Он вызвал боя-официанта и начальника клуба и отругал их за обилие мух в столовой. Скоро в зал высыпала толпа китайцев с мухобойками в руках и началась настоящая охота. Полковник, которому так и не удалось закусить и, очевидно, наказанный судьбой за жадность — не налил пилотам по второй, гордо удалился.

Жизнь начала проистекать следующим образом: японцы по ночам налетали на Чунцин и его окрестности, бомбили наши аэродромы, а мы, пытаясь им помешать, гонялись за ними. Но разница в возможностях техники была так велика, что дай Бог самим остаться живыми. Однако, низкая эффективность нашей работы, конечно же, не устраивала ни китайцев, не наших военных советников.

Из всех трех эскадрилий современные самолеты И-16, были только в невезучей эскадрилье из Воронежа, которую после описанного мною столкновения над рекой Хуанхе и гибели комэска, возглавил осетин, капитан Дайбциев — хороший, компанейский парень. Они базировались с нами на Бешеи и, продолжая неудачную традицию, разбили еще два самолета при взлетах и посадках. У них оставалось всего шесть-семь машин. Но и их мы решили использовать с умом. Наш план состоял в следующем: «Чижики» барражируют по секторам и мешают японцам, а И-16 эскадрильи Дайбциева будут перехватывать их на подходе к цели и стараться поразить — скорость И-16 позволяла довольно долго гнаться за бомбардировщиками и вести по ним огонь.

Так мы и сделали. Во время ближайшего налета эскадрилья Дайбциева ушла на вольную охоту. Увлекшись погоней за японцами, эскадрилья рассыпалась в воздухе и возвращалась на аэродром поодиночке. Вернулись все кроме Дайбциева. Мы принялись мигать прожекторами, обозначая аэродром, когда поняли, что комэск сбился с курса. Никто не знает, как протекали события, но очевидно дело было так: горячий и смелый парень Дайбциев, увлекся погоней за японским бомбардировщиком и потерял наземные ориентиры. Лунной ночью он блуждал вдоль русла Янцзы, боясь от него оторваться и слишком поздно обнаружил световую иллюминацию на нашем аэродроме, где через два часа после исчезновения Дайбциева установилась тягостная тишина-запас бензина у комэска уже закончился и было предчувствие грядущей беды. В условиях Китая, где не было железных дорог, помогавших летчику ориентироваться в горах, надежд на благополучное приземление было мало. К сожалению, наши плохие предчувствуя оправдались. Километров за 20 до нашего аэродрома у Дайбциева остановился двигатель — закончился бензин. Комэск покинул самолет и спускался на парашюте. К несчастью, приземление состоялось почти на самой верхушке девяностометровой скалы, которая опускалась к земле под углом в 80-т градусов, и пока Дайбциев докатился до земли, ударяясь о камни, он был уже мертв. Утром, его, завернутого в парашют, принесли на носилках китайские крестьяне. Мы приобрели китайский гроб, в каких хоронили богатых людей, с толщиной дубовых стенок в добрых двадцать сантиметров, покрашенный коричневой краской и даже полакированный. Метрах в сорока от нашей фанзы-клуба начиналось старинное китайское кладбище. Мы нашли подходящее место и вырыли, по китайским обычаям, неглубокую, всего в метр, могилу, куда и определили комэска Дайбциева, навечно ставшего частью китайской земли. Гроб был настолько тяжел, что мы ввосьмером с трудом справлялись. Комиссар эскадрильи покойного Дайбциева, летчик и старший политрук Журавлев, сказал напутственное слово прощания и прикрепил к скромному обелиску латунную табличку с надписью, что никогда китайский народ не забудет советских героев, отдавших жизнь за его свободу и независимость.

Для нашей группы наступили невеселые времена. Казалось, смерть Дайбциева стала началом целой цепочки несчастий. Правда, эти несчастья провоцировались действиями руководства на месте, которым нужно было рапортовать выше о нашей доблестной деятельности, да о результатах работы лучшей в мире, как уверяла наша пропаганда, советской авиации.

Вроде бы гибель Дайбциева должна была навести всех на мысль о необходимости детального и длительного изучения театра военных действий нашими летчиками. Но, как рассказывали мне в аппарате главного военного советника, Чан-Кай-Ши, закупившему в Советском Союзе большую партию дальних бомбардировщиков, хотелось поскорее проучить японцев и продемонстрировать им мощь Китая, который теперь имеет машины, способные летать чуть ли не до самой Японии. Пришла очередь и наших бомбардировщиков. Было решено нанести удар по японским аэродромам, откуда их авиация проявляла все большую активность, несмотря на наш возрастающий отпор. После периода напряженной подготовки, китайские бомбардировщики советского производства «ДБ-ЗФ» в количестве двадцати самолетов приготовились нанести восьмого августа 1939 года удар по японским аэродромам в городах Юнчен и Ханькоу.