Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Неустойчивая штука — судьба летчика. Еще пять минут назад ты — гордый сокол, парящий над землей, а уже превратился в бесправного пленного, карманы которого потрошат, забирая все, вплоть до значков и ладанок, а также иконок, которые тоже стали добычей Соина. Валентин брал даже талисманы, и ходил потом по полку, хвастаясь ими. Правда, не летал по принципиальным соображениям.

Страшный круг судьбы замкнулся в моем сознании между деревнями Жутово и Семичное, куда мы получили приказ перебазироваться. Уже к вечеру того же дня, я с передовой командой на полуторке, груженной кое-каким имуществом, с шестью техниками и механиками выехал для подготовки нового аэродрома в селе Семичное. Где-то в этом районе, в стороне гремевшего фронта, застыли в морозной степи без горючего наши танковые корпуса. На аэродром Семичное утром должны были сесть самолеты «Ли-2», груженные соляркой для танков. Если бы их на аэродроме застукали немецкие истребители, то сразу превратили бы в колоссальные костры. Наш полк должен был надежным воздушным зонтом прикрыть доставку горючего танкистам. Была дорога каждая минута, немцы могли в любой момент нажать и захватить наши беспомощные танки. Наша полуторка неслась по степи сквозь адский мороз, в звенящую лунную ночь. Казалось, даже луна парит от невиданно низкой температуры. Будто сама русская природа помогала нам в борьбе с нашествием. Но и самим приходилось туго. Ребята в кузове зарылись в самолетные чехлы, а я сидел, сжавшись от мороза в кабине, рядом с шофером. Снег, зеленоватый от лунного света, сверкал вокруг на десятки километров. Вдруг шофер резко ударил по тормозам и испуганно выкрикнул: «Немцы!»

Меня обожгла мысль о глупости произошедшего: попасть в плен к немцам, обреченным на плен и смерть. Действительно, недалеко от дороги стояло несколько групп солдат в темной форме, наши носили белые маскировочные халаты, по несколько десятков человек каждая. Они были в метрах ста от нас и возникли в закрытой ложбине неожиданно. Бежать было поздно. Я достал пистолет и послал патрон в ствол. Техники тоже приготовили оружие, и мы стали ждать решения своей судьбы. Казалось, что, и немцы чего-то ждут, стоя в каком-то грозном молчании, хорошо было видно, что в руках у некоторых оружие. Так мы простояли минут пять, пока не стало ясно, что происходит нечто странное — немцы стояли, не шевелясь. Решив, что два раза не умирать, один из наших техников, прихватив автомат, пошел в разведку. Минут через пять он вернулся, и сдавленным голосом сообщил, что это действительно немцы, но немцы мерзлые.

Подобного зрелища мне не приходилось наблюдать за всю войну, да и представить такое можно лишь в диком театре абсурда или фильме ужасов, сценарий для которого бесконечно пишет война. Когда я подошел к стоящим фигурам, то увидел, что это кто-то поставил ногами в снег замерзших немецких пехотинцев, в нашей армии юмор всегда был опасно-зверского оттенка, и они, совершенно нетронутые гниением, в разных позах застыли, нередко с оружием в скрюченных руках, как своеобразный памятник гитлеровского похода на Россию. Многие были в касках, одетых на подшлемники, лунный свет играл в открытых замерзших глазах, кое-кто стоял, разинув рот. Несколько минут я простоял в глубоком изумлении перед этими ледяными фигурами, еще вчера бывшими живыми людьми, но замерзшими здесь во имя каких-то, совершенно не нужных им целей и идей, пришедших в голову кучке шарлатанов. Так и наш народ оказался на холодном ветру истории из-за кучки других шарлатанов. Мне было очень грустно, но наши ребята, техники и механики, весело смеялись, бродя среди этого жуткого леса, составленного из мертвых, которых они со смехом опрокидывали в снег. А сколько нашего народа погибло здесь, в степях, когда немцы весело наступали летом, вспомним хотя бы тех же курсантов-артиллеристов. Круг судьбы замкнулся.

Очевидно, именно об этих людях рассказывала мне квартирная хозяйка в Жутово, а может быть, это просто была подобная же история. В разгар наступления Манштейна, у нее на квартире остановился штаб батальона немецкой пехоты, наступавшей в морозной степи. Немцы, пошедшие в атаку во второй половине дня развернутым фронтом, были остановлены и положены в снег нашей сибирской пехотой. В таком положении противники пробыли до утра, но если наша пехота лежала в снегу на морозе под 40 градусов в полушубках, валенках, шапках-ушанках и других теплых вещах, согреваясь глотком спирта из фляги и сухарями с салом, то немцы в летне-осеннем обмундировании и кожаной обуви. И когда утром немецкие кашевары, сварив большой котел какао и наготовив повозку бутербродов, выехали со всем этим добром в степь, то вскоре вернулись с очень мрачным видом. Кормить было просто некого — все немцы померзли. Не наступала и наша пехота, очевидно собравшаяся где-то, чтобы согреться, Конечно, были обмороженные и среди наших солдат, но в большинстве они пережили эту последнюю для немецкого батальона ночь. Немецкие повара раздали жителям села какао и бутерброды, и уцелевший штаб вместе с кашеварами подался на запад уже без своего батальона, замерзших солдат которого наша пехота ради смеха, чтобы пугать своих же, проезжавших ночью, втыкала ногами в глубокий снег, создавая иллюзию живых немцев. Повторяю: в нашей армии всегда было очень своеобразное представление о юморе. А что касается немцев, то напрасно, на мой взгляд, Гитлер орал, что они должны погибнуть, потому как его не достойны. Немцы делали, что могли. Для того, чтобы уснуть и замерзнуть в ледяной степи, не изменив присяге, требуется мужество, которое, очевидно, и не снилось их главнокомандующему — ефрейтору на Западном фронте, в первую мировую войну. Потом этих замерзших солдат складывали в степи штабелями.

Здесь же, на аэродроме в Семичном, уже в Ростовской области, произошел странный случай. Двадцать восьмого января над нашим аэродромом, на высоте в три тысячи метров, прошел «Ю-88», направлявшийся с запада на восток. Залесский решил пустить ему вдогонку два наших «Яка»: ведущим младшего лейтенанта Леню Коваленко. Наши истребители догнали бомбардировщик противника и принялись его атаковать. Немец резко изменил курс на 180 градусов и пошел к себе на запад, наши ребята его преследовали, проскочив линию фронта. Вскоре все они потерялись из наших глаз и больше мы ребят никогда не видели. Безрезультатными оказались попытки что-нибудь о них узнать. Можно только предполагать, что они могли быть отравлены газами. Вскоре после этого нашими ребятами был сбит «Ю-88», упавший недалеко от станции Верблюд, рядом с нашим аэродромом. Мы обнаружили в хвосте этого самолета устройство для пуска отравляющего газа. Не исключается, что этот самый «Ю-88» подпустил наших летчиков поближе, а затем отравил их выпущенным облаком ядовитого газа.