Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Но вот, в отличие от Сталинградской Победы, наша не принесла нам особой пользы — представителем контрразведки в полк прислали еще большую сволочь, старшего лейтенанта Лобощука. Но это уже другая история, а пока, воспользовавшись резким потеплением, наши войска бодро рванули вперед и 12-го февраля 1943-го года, после короткого, но ожесточенного штурма, взяли Ростов. Мы поддерживали их с воздуха, базируясь на полевом аэродроме Зерноград, совхоз-гигант Ростовской области, а уже 14-го февраля наш полк перебазировался на Ростовский стационарный аэродром «Ростсельмаша». Огненно-снежный ад Сталинграда остался за нашими плечами. Шестьсот километров мы шли через снежный океан от Сталинграда до Ростова. Впереди были новые бои.

Весна катилась с юга. Ее стойкий пьянящий аромат, настоянный на оживающих степных травах, все заметнее пробивался сквозь ослабевшие морозы. На огромном пространстве, протяженностью в шестьсот километров, от Сталинграда до Ростова, снежный покров, саваном накрывший сотни тысяч погибших, дырявился проталинами. Здесь, на юге, весной 1943-го, вновь предстояло решиться судьбе России, как и во времена Екатерины, походов Суворова. Мы много прошли. Коммуникации сильно растянулись. Железные дороги бездействовали — их срочно перешивали на широкую колею, с узкой — немецкой, железнодорожные батальоны, работавшие днем и ночью. Где-то в них вкалывал Милентий Лысенко, муж младшей сестры Веры — Серафимы. Кстати, Афоня, приемыш семьи Комаровых, в голодный год, очевидно, в то же самое время тушил пожары на кораблях Черноморского флота в Поти. Афанасию снова повезло — призвали в пожарную часть.

Сейчас принято считать вторую половину войны после Сталинградского перелома чуть ли не сплошным праздником для наших войск. Это далеко не так. Если немцы оставались смертельно опасными еще и через два года под Берлином, на который Жуков опасался идти сходу, поглядывая на группировку немцев в Померании, то можно себе представить, насколько опасны были немцы весной 1943-го года — сумевшие отвести на новые позиции Кавказскую группировку — через Ростов и Кубанский плацдарм, хорошо пополнив ее резервами.

Еще во время наступления нас без конца толкали в шею: скорее взять Ростов и запереть немцев на Кавказе. Но эта задача, хотя люди не щадили жизни, явно превосходила возможности наших войск. Армия Паулюса, не сдававшаяся под Сталинградом, будто тянула нас назад за шиворот. Так что немцы оправились, организовали оборону, тот самый «железный германский фронт», который еще в первую мировую, по словам Ленина, четыре года не могли сломить все державы Антанты и который рухнул лишь в результате экономического удушения Германии. Немцы по-прежнему превосходили нас технически и в организации. Нашими козырями была многочисленность и геройский порыв солдат. Соответственно и потери. Как я уже упоминал, почти до самого конца войны наш серийный массовый истребитель «Як-1» значительно уступал немецкому «Мессеру». Словом, положение наших войск на Юге было не из самых надежных. Грозный Манштейн мог в любой момент нанести контрудар, что он, в конце концов, и сделал под Харьковом, и было совсем неясно, опровергнем ли мы немецкий тезис: «Зима ваша — лето наше». Сталин, судя по его первомайскому приказу, наконец-то оценил реальную силу немецких войск и, обращаясь к армии и народу, сообщал, что хотя линия нашего фронта и стала эластичной, и мы уже уверенно бьем врага, но предстоит пролить новые, еще большие потоки крови для окончательной победы. Здесь он как в воду глядел. Словом, нам предстояло доказать себе, немцам, всему миру, что Сталинград отнюдь не случайность, произошедшая при помощи Генерала Мороза. К концу февраля войска настолько устали, люди буквально потеряли от утомления страх смерти, что боевые действия затихли сами собой, немцы отошли к западу от Ростова и заняли рубеж обороны по реке Миус — между Ростовом и Таганрогом. Миус — фронт, по-моему, в нашей истории может соперничать с любым крупнейшим сражением. За миллионы лет река Миус, повинуясь вращению нашей планеты, сделала по своему руслу огромнейший надрез земной коры. Правый берег Миуса — огромная сплошная возвышенность, метров на сто выше, чем левый. И вот на этом покатом возвышенном склоне немцы, со всей присущей им инженерной выдумкой, оборудовали оборонительную линию: от Таганрога до Ворошиловграда и дальше. Здесь, по замыслу немецкого командования, наши войска должны были истечь кровью. И должен сказать, что немцы создали для этого все условия. Именно перед Миус-фронтом наше наступление остановилось, и здесь мы простояли конец февраля, март, апрель и почти весь май. Склоны крутого берега Миуса покрылись буйными травами и цветами, на которые мы поглядывали издалека. У многих щемило сердце предчувствием последних цветов в жизни, которые суждено будет увидеть именно здесь на Миус-реке. Была весна, и хотелось жить.

Тем временем за линией фронта кипела работа. Подтягивались тылы, ремонтировались дороги, подходило подкрепление, вовсю работали госпиталя, ставя на ноги раненных, происходили реорганизации фронтов и соединений. Несколько опережая события — наш Южный фронт назвали Четвертым Украинским, под командованием, ничего не скажу, толкового генерала, а позже Маршала Советского Союза Федора Ивановича Толбухина, рано, сразу после войны умершего крепыша небольшого роста. Не везет российским кандидатам в Наполеоны. Полководец этот сравнительно мало известен, но дела, совершенные под его командованием, не уступают операциям Жукова или Василевского. Чего стоит только мастерское освобождение Донбасса или разгром Крымской группировки. Фронт действовал в сверхсложных условиях и был одним из крупнейших среди наступавших — около миллиона трехсот тысяч солдат. Но количество ничего не значит, если нет умелого командования. Произошли изменения и в судьбе нашего второго истребительно-авиационного полка. За особые успехи в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные личным составом героизм и мужество, наш полк был преобразован в 85-й Гвардейский истребительно-авиационный полк, вошедший в 6 Донскую истребительно-авиационную дивизию, под командованием генерал-майора Сиднева.

Но я забежал немного вперед, потому предлагаю читателю, для восстановления хронологической последовательности, уже представляя общую обстановку, вернуться в середину февраля 1943-го года, в Ростов. Столица южно-русской шпаны, которой его принято считать, Ростов-папа, трудовой русский город, вольготно, как казачья станица, раскинувшийся на берегах Дона, выглядел неважно. Многие дома были сожжены. Люди ходили оборванные и истощенные. На улицах лежало еще немало неубранных трупов солдат: немецких, румынских и наших. Город брали части с большим процентом среднеазиатской пехоты, а значит, потери были особенно велики. По расположению трупов было видно, что совершенно необученные люди, буквально толпой бежали по улицам, и любой немецкий пулеметчик укладывал чуть ли не по сотне наших. Многие дома еще горели, застилая весь город удушливым дымом, который перемешивался с густым туманом. Мы часто кашляли. Но уже кое-где начинала теплиться жизнь: суетились люди в партийных и советских учреждениях, на станции, где немцы бросили около тридцати эшелонов с разной разностью: танковыми и авиационными моторами, которые не успели отправить на капитальный ремонт, боеприпасами, зерном и амуницией. Неукротимый в захвате добычи и военных трофеев Соин сразу же «прихватил» отличный немецкий мотоцикл «БМВ», на котором мы с ним и отправились осматривать город, с трудом проезжая между обгоревшими машинами — немецкими грузовиками и бензозаправщиками. Немцы бросали технику, поджигая ее. Вся эта горелая рухлядь невыносимо смердела запахом паленой резины. Трупы пока никто не убирал — не было для этого сил, зато на переправах через Дон уже суетились наши саперы, которым помогало гражданское население. Должен сказать, что при всех недостатках и бесчеловечности советско-партийной системы, организующая пружина в ней была довольно сильна. Кружась по улицам Ростова: Соин сидел за рулем, а я в люльке тарахтящего «БМВ», мы подъехали к большому зданию в центре города, где стояла большая толпа людей, из которой доносился плач, крики и проклятия. Мы остановили мотоцикл и вошли в толпу. Выяснилось, что в этом большом здании немцы и румыны содержали до полутора тысяч наших людей, арестованных по разным поводам. Когда мы подошли к Ростову, то здание, а также и людей облили горючим и подожгли из огнеметов. Так говорили очевидцы злодеяния. Теперь родные и близкие, собравшиеся у тюрьмы, отыскивали своих, ворочая обгорелые трупы. Не стану останавливаться на подробностях этой ужасной сцены. Отмечу лишь, что по рассказам горожан в Ростове особенно свирепствовали румыны. Как обычно, самые паршивые солдаты становятся лучшими карателями и мародерами.