Петр Елисеев - Привал на Эльбе

Гебауэр предложил выразить соболезнование старому социал-демократу профессору Торрену, пострадавшему-де от русских. Затем Гебауэр заговорил о благоденствии в западной зоне Германии. В заключение Гебауэр снова вернулся к своей газете.

— Статья старейшего социал-демократа Торрена призывает нас к борьбе за освобождение наших восточных братьев.

Профессор Торрен то и дело брался за лоб. У него от перенесенного волнения сильно разболелась голова. Он не мог вообразить, как Гебауэр смастерил такую пышную ложь. Торрен незаметно из-за выступа стены глянул на членов президиума. Гебауэр мило, с довольной улыбкой на лице шептался с Хаппом. Делер сидел за другим концом стола и все время смотрел на страдальца Торрена. Волнение профессора переходило в нервный приступ. Или он сейчас свалится с ног, или поднимет сжатые кулаки вверх и крикнет благим матом: «Свяжите их!» Он выпил бутылку лимонада, приготовленного организаторами собрания, вышел на середину зала. Вспыхнули аплодисменты— люди узнали оплакиваемого Гебауэром профессора. Забили в ладоши и члены президиума. «Просим, просим!» — гремело в зале.

— Я тридцать лет социал-демократ и никогда не торговал правдой. Правда сама себя очищает — такова ее диалектика. И Геббельс правды не съел — она бессмертна. Геббельс считался доктором лжи, но он мог бы позавидовать доктору Гебауэру, — ополчился на него Торрен.

Гебауэр вскочил, его будто пружиной подбросило. Он такую критику не признавал, допускал только изысканно-витиеватые замечания, которые можно бы истолковать по-разному. А тут профессор говорил все напрямик. Гебауэр решил удалить восставшего профессора.

— Друзья! — поднял он руку. — Торрен нарушил порядок — пришел на собрание старейших контрабандой. Я предлагаю попросить его покинуть зал.

Торрен был обескуражен. Он всегда отличался в своей партии дисциплинированностью, никогда не шел вразрез уставу, до последнего дня свято подчинялся Гебауэру. По его вызову он стремглав вылетел в Бонн. Торрен хотел рассказать правду о статье, смыть вылитую на него грязь. Он посмотрел вокруг, пожал плечами, как бы говоря: «Раз нельзя…» «Пусть говорит!» — раздались возгласы. Торрен снова собрался с мыслями.

— Ложь — категория старая, — философствовал он — Но у лжи короткие ноги. Правда всегда обгоняет ее и преграждает ей путь. Я хочу преградить путь этой лжи, которую боготворит доктор Гебауэр, как древние египтяне быка Аписа. Эту статью, — поднял Торрен газету вверх, — я не писал…

Гебауэр резко оборвал его, обозвал провокатором и крикнул полицейскому, охранявшему дверь, чтобы он вывел Торрена.

Поднялся с заднего ряда тот старый социал-демократ, который утром выгнал профессора из своего дома. Он убедился в искренности Торрена, заступился за него.

— Вас тоже выставлю за дверь за нарушение порядка! — крикнул ему Гебауэр.

— Пусть говорит, — мягко заметил Дел ер.

Когда старик кончил, поднялся машинист Зельберг. Указывая пальцем на Гебауэра, он басил:

— По правде тужите, доктор Гебауэр, а ложью живете. На порядок молитесь, а ногой топчете его. По уставу полагается избрать президиум. А вы самозванно вскочили на председательское место и пригласили в президиум фашиста Хаппа. Я предлагаю избрать президиум.

У всех развязались языки. Профессор Торрен впервые заметил, что не так уж слепо чтят старейшины Гебауэра, как он чтил его до сих пор. Старые социал-демократы стали называть имена одного, другого. Хранитель печати, надрываясь, называл имя Гебауэра — надо же выслужиться. Избрали Делера, Торрена и зачинателя порядка Зельберга. Машинист занял председательское место и сказал, предоставляя слово Торрену:

— Уточняйте, профессор, диалектику лжи и правды.

Торрен ожил. Теперь он докажет, какие звери водятся в лесу.

— В древние времена ложь была категорией примитивной, а теперь она стала сложной. Ее навязывают с оружием в руках, — указал Торрен пальцем на Хаппа.

— Инсинуация, провокация, сумасшествие! — кричал Хапп. — Отправить в психиатрическую больницу!

— Господин генерал, — укрощал Зельберг Хаппа, — я вам слова не предоставлял. Продолжайте, профессор.

— Раньше ложь создавалась бесплатно. Теперь в Бонне за нее платят доллары. Так как это, — поднял Торрен газету, — не мой товар, то за него получил редактор.

Редактор, сидевший рядом с Гебауэром, задергал носом, словно комар залез ему в ноздрю.

— Раньше ложь имела одного сочинителя, — вошел в роль критика Торрен, — теперь она создается компанией. Кто автор статьи, не знаю, но организаторы известны: доктор Гебауэр и генерал Хапп.

Гебауэр поморщился, как от хорошего щелчка. Такого удара он не испытывал за всю свою жизнь. И от кого? От послушного сподвижника — идеалиста Торрена. «Испортили его советские пропагандисты», — подумал Гебауэр и решил стереть его в порошок. Прикинувшись святейшим человеком, он мелодично заговорил:

— Есть два предположения: или профессор Торрен потерял рассудок, или-он стал хорошо обученным советским агентом…

— Доктор, соблаговолите ответить: вы принуждали Торрена писать эту статью? — перебил председатель.

Гебауэру не хотелось отвечать на дерзкий вопрос. Он, лидер, оценивал свой авторитет на вес золота, считал, что каждое его слово — заповедь, а тут какой-то машинист не верит ему и учиняет допрос. Гебауэр как будто не слышал вопроса и продолжал говорить:

— Не к лицу нам, запевалам мирового движения, слушать красную пропаганду. Нам надо другого зайца жарить, чтобы рабочие не свернули влево.

— Я тоже против полевения наших рабочих, — посочувствовал ему профессор Торрен. — Но у меня желчь разлилась, когда я здесь, в Бонне, узнал, что заокеанские гончие в нашей стране ловят зайцев, а лидер нашей партии все это благословляет.

Гебауэр не вынес этой реплики. Он во весь голос крикнул:

— Лишить его слова!

— Каждый из нас имеет право на реплику, — возразил Делер.

Прения окончились. Председатель спросил, какое будет решение. В зале молчали. Обычно резолюции выносил лидер и его близкие. Не смутились они и на этот раз. Гебауэр сам внес предложение: «По всей стране провести митинги протеста против коммунистической опасности в советской зоне. Статью профессора Торрена считать правильной, но автора за предательский маневр и провокационное выступление из социал-демократической партии исключить».

Председатель возразил, что в этом предложении не вяжутся концы с концами: «Статью считать правильной… но автора исключить». Нужна иная резолюция.

Профессор Торрен окончательно убедился в невозможности примирения с Гебауэром и решил быть не наковальней, а молотом. Он внес свою резолюцию: «Статью считать подложной. Поместить в газете опровержение. Информацию доктора Гебауэра признать неправильной. Председателю собрания Зельбергу за разумное ведение дискуссии вынести благодарность».